Женщина модерна. Гендер в русской культуре 1890–1930-х годов

…однажды, на одном из докладов ‹…› Репин стал говорить о влиянии женщин — учениц Академии художеств на учащихся. Он очень приветствовал присутствие женщин в Академии и стал передавать те наблюдения, которые ему пришлось сделать за время своего пребывания профессором в Академии. Между прочим, он стал перечислять своих учениц и между ними назвал и меня. При этом он дал мою характеристику в таких лестных выражениях, что я была от неожиданности совсем поражена. Он употреблял такие выражения: «…она имела громадное влияние на всю мою мастерскую…» или «…она вела за собой всю мою мастерскую…»[360]

Из уст Репина это была не только высокая оценка самой Остроумовой-Лебедевой, которую он выделял среди других учеников, но и отражение его смелой позиции по «женскому вопросу». Хотя уже сам факт разделения студентов именно по гендерному признаку свидетельствует, что этот вопрос был дискуссионным как в обществе, так и в творческой среде.

Остроумова-Лебедева не упоминает в своих записках о каких-либо фактах, связанных с гендерной дискриминацией во время обучения в Академии, при участии в выставках, направлении на стажировки за границу и в последующей профессиональной деятельности. Вероятно, это соответствовало действительности; возможно, это было связано с тем, что «Автобиографические записки» написаны уже в начале 1930-х годов и некоторые обиды нивелировались в связи с успешностью карьеры.

Художница Остроумова была самобытным членом группы «Мир искусства», но при этом испытывала определенное «стеснение» среди талантливых коллег-мужчин, которые ее окружали и покровительствовали ей. Ее самооценка и самоидентификация, как она сама представляет, были связаны с чрезвычайной застенчивостью,

происходившей, вероятно, от большого самолюбия и от сознания своей необразованности в сравнении со всеми членами «Мира искусства», я чувствовала себя среди них стесненной, и, несмотря на то что была приблизительно их возраста, мне казалось, что я перед ними ничтожная, маленькая девочка[361].

И это свидетельство не столько критического отношения к себе, сколько доминирующего гендерного дискурса эпохи, скептического по отношению к интеллектуальным и творческим способностям женщин.

Остроумову волновала проблема сочетания художественной карьеры с браком. Она отвергала непартнерский брак и в 1903 году отказала итальянцу, который сделал ей предложение, настаивая на том, чтобы она оставила искусство: «Мы жен берем на себя…»[362] Это противоречило ее жизненной и профессиональной позиции.

Решение о вступлении в брак с будущим академиком С. В. Лебедевым Остроумова первоначально скрывала от коллег: «Мы сговорились скрывать наше намерение ‹…› от моих товарищей и друзей. Их я боялась прежде всего, так как знала — они были очень предубеждены против моего выхода замуж из боязни, что я отойду от искусства». Этого же опасалась и сама художница: