Женщина моря

Она не хотела этого говорить, но слова вылетели сами собой. Миловидное лицо Хесу окаменело, и она смерила Сона холодным взглядом, после чего медленно произнесла:

– Я всегда была не уверена в себе из-за тебя. Быть твоей тенью пятнадцать лет не так уж приятно.

Сона вздрогнула и отшатнулась, не веря своим ушам. Это точно сказала Хесу? Ни разу в жизни она не говорила с ней в таком тоне. Обида хлестко ударила по лицу, и к щекам прилила кровь.

– Моей тенью? – прошипела она, схватившись дрожащими пальцами за прилавок. – А не потому ли ты дружила со мной, чтобы тебе перепала хоть часть внимания, которое было обращено ко мне? Ты вообще когда-нибудь была моей подругой?

– А ты? – в тон ей ответила Хесу, игнорируя перешептывающихся школьников за спиной Сона, которые ждали, когда она отойдет от кассы. – Ты хоть раз задумалась о моих чувствах? Ты прекрасно знала, как мне нравится Ухен, но тебе было безразлично. Тебе нравилось иметь бессловесную свиту в моем лице, которая оттеняла твою красоту и успех!

Несколько секунд подруги сверлили друг друга сердитыми взглядами, пока Сона не услышала за спиной вежливое покашливание. Очнувшись, она молча собрала в охапку свои учебные материалы и, не глядя на Хесу, со всей силы толкнула дверь. Прозрачная створка отлетела в сторону, едва не сбив с ног проходящего мимо дедульку. Машинально извинившись, Сона бросилась к дороге, тормозя проезжающее мимо такси. Пульс гулкими ударами стучал в висках, а сердце мощными толчками разгоняло по венам кипящую кровь. Пальцы вцепились в глянцевые обложки проспектов. Были ли они вообще когда-нибудь подругами? Или все пятнадцать лет просто использовали друг друга? Нет, это какое-то страшное недоразумение. Не могла их дружба быть фальшивкой.

Сона помнила, словно вчера, как рыдала на плече Хесу, сидя на лавочке за школой в их тайном месте после окончательного разрыва с Ухеном. Как Хесу ласково гладила ее по спине, говоря, что все образуется, пройдет время, и Сона снова сможет дышать. Что разбитое сердце хоть и не сможет никогда стать целым, но края осколков со временем сгладятся и перестанут так резать душу. Что же случилось сейчас? Возможно, Ухен стал некоей проверкой истинности их дружбы? И они эту проверку не прошли.

Сона отвернулась к окну, кусая губы. Проносящиеся за окном прохожие, кафе и дома то и дело расплывались от набегавших слез.

Телефон тихо пикнул, оповещая о пришедшем сообщении.

«Я люблю черную свинину[9], если вдруг ты забыла!» – гласило сообщение от Хвана, приправленное смеющимися смайликами.

«Извини, давай перенесем наш ужин. Сегодня мне нужно изучить материалы для работы», – ответила Сона, выдавив из себя подмигивающий смайл, чтобы друг не заподозрил неладное. Она хотела побыть одной, чтобы пережить то, что открылось для нее в их отношениях с Хесу. Пережевать, проглотить, переварить и забыть.

Надеясь, что бабушка не станет вдруг задавать вопросы и не захочет внезапно пообщаться, Сона тихонько прошла в свою комнату. Разложив на столе перед собой буклеты, она уставилась на заставленный книгами шкаф. Протянув руку, сняла с полки маленькую черную шкатулку с нарисованным на ней гибискусом. Открыв крышку, она увидела заколку в виде бабочки, которую ей подарил Ухен, когда предложил встречаться. Некоторые красные камни уже выпали из креплений, резинка растянулась, но все равно при взгляде на нее у Сона что-то судорожно сжалось внутри.

Она вспомнила испуганный взгляд Ухена возле своего почтового ящика, когда Сона застигла его на месте преступления, возвращаясь из школы. Он быстро что-то спрятал за спину и смотрел на нее расширившимися глазами, в которых явственно читалась паника.

– Эй, ты что там делаешь? – подозрительно прищурилась Сона, пытаясь заглянуть ему за спину. Он сделал несколько шагов назад, продолжая ошарашенно смотреть на грозно приближающуюся к нему одноклассницу. – Ким Ухен, что ты собирался положить в мой почтовый ящик?

От ее строгого вида парень совсем растерялся и просто молча пялился на нее округлившимися глазами.

– Покажи немедленно, – Сона требовательно выставила вперед руку.

– Это… ну… это ничего такого… вот, – протянув чуть дрожащий сжатый кулак, Ухен неуклюже положил на раскрытую ладонь Сона черную заколку с бабочкой, украшенную ярко-красными, как кровь, камнями.

Сона совершенно не поняла, что означает этот жест, но заколку взяла и поднесла к глазам. От солнечных бликов казалось, что бабочка живая, трепещет крыльями и вот-вот взлетит. Странная догадка взбудоражила дремавшие в душе чувства.

– Это что… п-подарок? – запинаясь, спросила она.

– Нет-нет! То есть да. Да, это подарок. – Пунцовый Ухен смотрел себе под ноги, ковыряя носком белоснежных кроссовок истоптанную у ворот землю.

– С чего вдруг? – слова вылетели изо рта быстрее, чем Сона успела подумать. Надо было хотя бы поблагодарить! И убрать этот требовательный тон!

– Да просто… ни почему… Потому что… – Ухен сделал глубокий вдох и выпалил на одном дыхании, будто боялся, что, если не сейчас, никогда в жизни этого не скажет. – Давай встречаться!