Женщина на грани нервного срыва

— Это какие-то записки из дурдома. Если судить по этому письму, ты кажешься то ли совершенно отчаявшейся, то ли полной дурой.

Я закрыла лицо руками. Мне хотелось провалиться сквозь землю. А Луиза и Кэти меж тем старались истолковать мое злосчастное послание.

Луиза:

— Возможно, она подсознательно пыталась в зародыше уничтожить всякую перспективу романа. Вероятно, она по-прежнему всего боится — влюбиться, расстаться, открыть другому человеку душу, быть отвергнутой и все такое. Поэтому губит отношения на корню.

Кэти:

— Она в своем репертуаре: вместо того чтобы переждать сильные эмоции, бросается действовать, чтобы избавиться от них в один прием.

Боже, и зачем я вообще показала письмо этим одержимым маньячкам?

— Может, написать ему еще раз? — предложила я. — Скажу — мне плевать, что он не отвечает, я просто пыталась поболтать по-дружески, и вообще я к нему равнодушна. И всегда была равнодушна. Он просто малюсенький муравьишка на планете, где живет шесть с половиной миллиардов муравьев.

— НЕТ! — хором заорали Луиза и Кэти.

— Даже не думай. Просто научись ждать, — сказала моя сестра. — И при чем тут муравьи, скажи на милость?

Не обращая внимания на ее слова, я продолжала:

— А может, отправить ему письмо с пояснениями?

— НЕТ! — снова рявкнули они. — Забудь! Научись ждать. Научись пережидать приступы тревоги.

Интересно, что сказала бы доктор Дж.? «То, о чем думает человек, с которым вы едва знакомы, то, что его беспокоит, не может повлиять на вашу личность. Вы — это вы, и если вы ему не нравитесь, с этим ничего не поделаешь. Вы не можете перемениться в угоду кому-то другому. Не имеет никакого значения, что он думает о вас после вашего безумного письма, — и вообще что он о вас думает. После всей работы, которую мы проделали, вы должны были уяснить, что самое важное в этой жизни — то, как вы сами к себе относитесь». Что-нибудь вроде того.

Мне ужасно хотелось снова ее увидеть.

СЕНТЯБРЬ Schadenfreude [27] — главный предмет немецкого экспорта

До того как доктор Дж. принялась копаться у меня в голове, я считала себя неплохим человеком. Да, я совершила ужасный грех прелюбодеяния, но в остальном я была достойным членом общества. Я была «хорошая» — это невыразительное слово, которое ненавидят учителя английского по всей стране, меня вполне устраивало. Однако благодаря доктору Дж. я обнаружила, что моя ангельская натура — просто очередная иллюзия. И это сообщила мне женщина, которой я платила деньги за то, чтобы она улучшила мою жизнь и помогла мне вписаться в окружающий ландшафт.

Я вовсе не была примерной девочкой. У меня имелись пороки. Я заметила, что из-под моего розового платьица торчат козлиные копыта, когда поймала себя на том, что втайне желаю несчастий окружающим. Вообще-то я искренне люблю своих друзей, и я бы очень расстроилась, если бы с кем-то из них приключилась беда. Так что я не загадывала ничего серьезного, боже упаси. Какая-нибудь мелочь — неудачная влюбленность, выговор от начальника, ссора с бойфрендом, даже зубная боль — а лучше бы протезирование. Небольшая драма, мелкий кризис. Это помогло бы мне, жалкой неудачнице на любовном фронте, почувствовать себя чуточку увереннее.

Дэвид явно не собирался отвечать на мои безумные излияния. Я знала, что он вернулся из Африки — мой зять как бы случайно обмолвился, что Дэвид приступил к работе. В отчаянии я изобретала фантастические схемы, которые помогли бы мне с ним встретиться. Я могла бы, к примеру, написать пространную статью о волне насилия, захлестнувшей город. А материал собирать отправилась бы в приемное отделение «скорой помощи» Западной больницы… Но что это изменит? Даже после восьми месяцев тончайшего психологического тюнинга я по-прежнему не умела вступать в нормальные отношения с мужчинами.

И потому, чтобы утешиться, я ждала, когда кого-нибудь из моих друзей постигнет неудача.

Знаю, что нехорошо радоваться чужому горю. И все-таки нельзя отрицать: злорадство — мощное средство, которое помогает мгновенно воспрянуть духом. Только вот незадача — я жаждала вкусить освежающий нектар чужих неприятностей, а на меня со всех сторон сыпались хорошие новости.

В течение всего одного ясного и прозрачного сентябрьского дня, когда деревья только начинали ронять листву, а я мучилась неясной тревогой, вероятно вызванной жестоким похмельем, из окружающего мира поступили следующие известия:

1) Моя знакомая по имени Алисия переезжает в Хьюстон, штат Техас, со своим красавцем-мужем и двумя очаровательными дочурками. Алисия купила дом и основала успешное издательство, едва выйдя из подросткового возраста. Поэтому в свои тридцать с хвостиком она уже могла уйти на покой и посвятить себя воспитанию детей.

2) Другую подругу включили в список кандидатов на престижную работу в «Вашингтон пост». Я подавала аналогичную заявку шесть лет назад и не услышала в ответ ни звука. Мне даже вежливого отказа не прислали. Я тогда в знак протеста прекратила читать «Вашингтон пост» — на целых два дня.