Женщина на лестнице

Но вот появляется возможность справиться с поражением, эта возможность выглядит реальной и близкой, но на самом деле оказывается ложной. Я начал понимать Гундлаха и Швинда. Я вовсе не считал, будто наши ситуации похожи. То, что я пережил с Иреной, не имело ничего общего с их переживаниями.

21

Когда я вышел на берег, они вели разговор о детях и внуках. Сколько их, как они поживают, чьи дети и внуки оказались успешнее – на миг я почувствовал искушение присоединиться к разговору, чтобы похвастаться собственными детьми и внуками.

Я задал Швинду вопрос, вертевшийся у меня на языке с первой же минуты его приезда:

– Вы действительно оставили за собой право решать судьбу каждой картины – что с ней будет происходить, кому она может быть продана или передана на время?

– Что? – Он недоуменно взглянул на меня.

– Вы тогда говорили мне: то, что произошло с портретом Ирены, никогда не повторится. Дескать, вы сохраните за собой контроль над своими картинами…

Он покачал головой:

– Я это говорил? Подобная мысль придет, скорее, в голову юристу вроде вас, который все подвергает дотошному контролю. – Он рассмеялся. – С меня довольно того, что мои картины держат под контролем зрителей.

Гундлах в свою очередь презрительно рассмеялся.

Я не понял, кому адресовано презрение Гундлаха – мне или Швинду. Мне не хотелось терять хладнокровие.

– Сейчас час дня, встретимся в пять к аперитиву. Не прикажете ли пилоту отправиться за едой?

Гундлах небрежно махнул рукой:

– Может, вы сами займетесь едой? Пусть пилот запишет все в отеле на мой счет.

Я полетел вместе с пилотом. Маршрут пролегал вдоль берега, внизу было море, небольшие волны с белыми барашками; море блестело на солнце и становилось темным в тени облаков, справа скалы и песок, зелень и коричневая земля, жилье и дороги. Вдалеке показался Сидней; город раскинулся вверх по берегу. Шум двигателя оглушал, несмотря на наушники, но даже после утренней беседы о первой и последней сигарете разговор у нас не клеился. К тому же мне больше нравилось смотреть вниз. С высоты все выглядело привлекательнее: дома, палисадники, машины, парки, пляжи, яхты с надутыми разноцветными парусами, люди. Потом мы пролетели над городскими достопримечательностями: над мостом в порту, зданием Оперного театра, Ботаническим садом. На газоне большой лужайки перед Консерваторией лежали люди – как я несколько дней назад.

Мы приземлились не на крыше небоскреба, как я ожидал, а на окраине аэродрома. В такси по дороге в город выяснилось, что пилот страстно любит готовить; он принялся рассказывать мне о рыбе барамунди, о мясе крокодилов и кенгуру, об австралийских сладостях, сортах винограда и регионах, где его выращивают, об австралийских винах, затем вдохновенно приступил к сочинению вечернего меню: икра барамунди с грибами шиитаке, кенгуру с австралийским орехом киндаль, суфле с пассифлорой, яблочный десерт «Гренни Смит», к ним лучше всего подойдут шампанское, совиньон блан, а также купаж из каберне совиньон, мерло и шираза. То, что нельзя подавать холодным, он приготовит сам на кухне Ирены. Я был со всем согласен. Предоставив ему переговоры с шеф-поваром отеля, я сел на террасе и стал смотреть на гавань.

Надо бы позвонить. Дети обо мне не беспокоились и вообще вряд ли вспоминали обо мне, но все-таки надо известить их, где я нахожусь. В Европе сейчас между пятью и шестью часами утра, слишком рано, чтобы будить их. В нашей семье всегда уважали и уважают порядок: никакого шума, никакого любовного экстаза или иных неумеренных проявлений радости, никакого безделья; работать полагалось по возможности много, отдыхать – сколько необходимо; день должен быть днем, а ночь – ночью. Впрочем, можно позвонить администратору офиса: он по службе всегда должен быть на связи.

Голос администратора звучал бодро, словно в самый разгар дня:

– Вы не заболели? Пока не знаете, когда прилетите? Врач считает, что оснований для беспокойства нет? До вас трудно дозвониться? – Связь была плохой, поэтому администратор то и дело переспрашивал, чтобы убедиться, что все понял правильно. – Позвонить вашим детям? – Он взялся сделать это, а потом в ответ на мои приветы коллегам передал приветы от них.

Я выключил телефон. Мне никогда не хотелось обзавестись катером; море, новые берега и чужие гавани никогда не манили меня. Но теперь у меня возникло приятное чувство, будто я обрубил канат, которым моя лодка была пришвартована к причалу.

22

Пилот оккупировал кухню. Грибы и орехи нужно было только разогреть, а вот барамунди и кенгуру следовало приготовить. Я накрыл стол на кухне, поставил к икре сметану, лимоны, лук и яйца, нашел вместо ведерка для шампанского большой кувшин, куда засыпал кубики льда, привезенного из отеля в сумке-холодильнике. По дороге из отеля в аэропорт я купил букет красных, желтых и белых роз. Надев новые льняные брюки и новую рубашку, я в пять пятнадцать вышел на балкон, где ко мне присоединились Гундлах и Швинд, первый с одной стороны, второй с другой.