У дувала, разделявшего двор семьи Ориповых с их соседями, стоял топчан. Это восточная беседка с тремя бортиками и полом, поднятым над землёй на 30-40 сантиметров. Внутри установлен низкий круглый стол. Вокруг стола расстелены курпачи. На курпачах домочадцы сидят во время обеда, а в жаркие дни укладываются спать. Удобно, мило, уютно. Благодаря удалённому расположению от кухни, сараев и навеса, запахи готовящейся пищи сюда не доходят. Поэтому в тёплое время года этот топчан также используется для приёма гостей. Можно сказать, топчан является своего рода визитной карточкой стран Центральной Азии.
С двух сторон от топчана гордо уходили ввысь две чинары. Их густые кроны раскинулись над ним, создавая своеобразный природный навес. Открытая часть топчана выходила на огород. По периметру огорода росли фруктовые деревья: яблоки, груши, инжир, абрикосы, сливы, вишня, мушмула, черешня, персики. Позади дома цвели роскошные виноградники и бахчи, на которых произрастали дыни, арбузы, тыквы. В общем, всё как во всех домах на юге Узбекистана. Поддерживать в порядке такое немаленькое хозяйство было непросто.
Мужчины в семье Ориповых большую часть дня проводили на винограднике. В выходные дни они ездили торговать на центральном рынке Термеза. Мать с женой среднего сына в мастерской, которая замыкала в их доме хозяйственные постройки, занимались пошивом курпачи. Эти стёганые матрасы потом продавали всё на том же базаре. Домашняя работа в семье Ориповых полностью лежала на хрупких плечах Малики.
Младший ребёнок в своей семье, которого все любили и по мере возможности баловали, Малика в семье Ориповых ощущала себя Золушкой. Они взвалили на свою невестку сразу много дел, которые молодая женщина обязана была успевать делать, пусть даже и в ущерб своему сну, здоровью. А кому она могла пожаловаться, обратиться за поддержкой? Её муж ничуть не сомневался, что только так и нужно обращаться с женщинами, дабы они тебе на голову не сели. Поэтому Малика молча тянула свою ношу.
Каждое её утро начиналось с подметания двора. Эту работу Малика ненавидела всеми фибрами души. В глазах молодой женщины это было абсолютно бессмысленное занятие. Ведь после уборки и поливки внешний вид двора принципиально не менялся. Зато унылый, серый, местами сильно потрескавшийся бетон, которым был залит двор, у Малики почему-то упорно ассоциировался с тюрьмой. И когда она его подметала, поливала, то чувствовала себя арестанткой. Конечно, ощущение далеко не из приятных. Однако и это было ещё не самое страшное.
Пусть не каждый день, но нередко молодая женщина пугалась, неожиданно заслышав за своей спиной в утренней тишине голос свекрови. Та вставала рано и считала своим долгом удостовериться, что невестка не халтурит, а добросовестно выполняет порученное ей дело.
Неслышно подкравшись, свекровь всякий раз сварливым тоном указывала Малике, где, по её мнению, она небрежно прошлась метлой. Обладавшая хорошим зрением, в отличие от своей близорукой невестки, женщина находила даже самые мелкие листочки деревьев, которые могли забиться между зазорами в бетоне. Свекровь не уставала поучать Малику, что двор – это лицо семьи, по нему люди будут судить о хозяевах дома. А Малика искренне не понимала, как незамеченный ею листок может сказаться на репутации Ориповых?
Однако въедливая свекровь проверяла все закоулки двора, и если находила какую-либо мелочь, то потом ещё долго высказывала невестке своё недовольство. Поставив в сторонку метлу из веток карагача (это разновидность вяза), которая не имела черенка, из-за чего ею неудобно было пользоваться, Малика была вынуждена ползать по бетону, отыскивая меж трещинами в бетоне забившиеся в них листики.
Особенно тяжело ей приходилось осенью, когда деревья сбрасывали листву. Нередко получалось, что пока Малика дометала двор, на том конце, где она уже прошлась метлой, листья опять сыпались на землю. Женщине не оставалось ничего другого, как вернуться и выковыривать пальцами листья, мелкий мусор из бетонных зазоров, лишь бы не слышать необоснованные обвинения свекрови в лености. В сельмаге перчаток в продаже не было, а Малика шить не умела. Поэтому с её рук никогда не сходили царапины, а осенью и зимой они из-за холода покрывались ещё и цыпками. Но только некому было в Учкудуке пожалеть девушку из Намангана.
А вот своих дочерей – Асмиру и Анору, родители Карима жалели. Им через пару лет также предстояло выйти замуж. Любящим родителям хотелось напоследок побаловать девочек. Ведь судьба узбекских женщин практически одинакова. Безусловно, в первую очередь это относится к кишлакам и районным центрам. Но и в городах такие вещи случаются всё чаще. Конечно, есть хорошие нормальные семьи. Тем не менее в вопросах семьи консерватизм Востока подобен кремню. «Курица – не птица, женщина – не человек», хоть на носу 21 век!
Дочь – это сплошные расходы и никакого толку!