Женщина ниоткуда

Джун ждет меня. Наверняка заготовила новые вопросы. Иногда мне прямо-таки не терпится безжалостно оборвать ее, произнести жестокие слова, причинить боль: «Сейчас я тебе объясню, девочка. Я сидел в тюрьме за соучастие в насилии над девушкой примерно твоего возраста. Четверо солдат разложили ее на полу и оттрахали по очереди, а я стоял, смотрел и не помешал им. Тогда шла война и все было дозволено. Вот я и сел в тюрьму; смотри, у меня на левом запястье вытатуирован номер заключенного, потому-то я и ношу рубашки с длинными рукавами и пиджаки». Я знаю, что скажу ей это. Ненавижу ее умильные гримаски и детский лепет. Выложу все как есть, пусть поймет наконец, что меня нужно бояться, что я ведь могу это повторить: разложу ее среди скал и сделаю с ней все, что пожелаю, зажму ей рот рукой, чтобы приглушить крики, вцеплюсь в ее шевелюру, мешая поднять голову и наслаждаясь ужасом в ее глазах! Я встречаю Джун на берегу, еще не стряхнув с себя ночную жуть, слепую волну, нахлынувшую с моря, которая бормочет и бормочет одно и то же всю ночь напролет, смешиваясь с холодным ветром и туманом – этой мутной стеной, что заволакивает небосвод, гася луну и звезды! Джун сидит среди утесов в своем длинном платье, с рассыпанными по плечам волосами; заслышав мои шаги, она оборачивается, и солнце озаряет ее лицо, сияет в ее глазах. А я подхожу к ней, еще не очнувшись от ночного мрака, обрывков сновидений и кошмаров, со своим серым лицом и серыми волосами, точно восстал из пепелища.

«Ой, вы, кажется, не выспались? – спрашивает она ненавистным мне радостным голоском. – Интересно, почему это все старики страдают бессонницей? – и сама же отвечает: – Потому что они спят днем, слишком уж любят сиесту, вот и не могут заснуть ночью». Она права. Нет, сегодня я не стану рассказывать ей о своих преступлениях.

Мне приснилось, что мистер Кио – мой отец. И вовсе не потому, что у него такой же цвет кожи и вьющиеся волосы. Просто он заботится обо мне так, как это делал бы мой настоящий папа. В последнее время Джо совсем озверел. Когда я выхожу из школы, он подстерегает меня за углом и развлекается, измываясь надо мной по-всякому. Если это только ругательства и оскорбления, я не обращаю внимания, а просто иду своей дорогой. Но теперь он хватает меня за горло и стискивает, притворяясь, будто хочет задушить, потом вцепляется в волосы и тянет вниз, пока я не падаю на колени. Я чуть не плачу, но все-таки сдерживаю слезы, не хочу доставлять ему еще и это удовольствие. Однажды – уже не помню когда – я все рассказала мистеру Кио. Он выслушал молча, и я подумала, что ему плевать на эти истории с дурацкими школьными разборками. Но вот как-то раз выхожу я в три часа дня из школы, Джо, конечно, тут как тут, снова вцепляется мне в волосы, и вдруг появился мистер Кио; он быстро перешел улицу, точно так же схватил Джо за волосы, заставил его опуститься передо мной на колени и удерживал какое-то время, а тот отбивался, стараясь вырваться, но у мистера Кио железная хватка. Я уже говорила, что ростом он не вышел, но руки и плечи у него мощные. Я отошла в сторонку и смотрела на них, гордясь тем, что вот и у меня нашелся заступник. У мистера Кио было странное лицо, такого я прежде никогда у него не видала, – оно выражало ярость, злобу, глаза на темном лице сверкали, как два зеленых луча, но не холодных, а жгучих, слепящих. А потом я услышала его голос: «Ты больше никогда не будешь этого делать, слышишь? Никогда!» Он говорил по-английски, и Джо не мог его понять, но этот голос звучал такими грозными, прямо громовыми раскатами, что парень затрясся от страха. А вот я ничуть не испугалась. В эту минуту мистер Кио был так могуч, так прекрасен… Мне почудилось, будто он явился с другой планеты, сошел с небес, чтобы найти меня на моем острове и защитить от всех бед. Будто я всегда его ждала, с самого детства, и он услышал мои молитвы. Но это был не ангел, не добрый дух, а скорее воин, только без оружия, рыцарь без коня. Я стояла и смотрела на него, а он наконец выпустил Джо, и тот со всех ног кинулся прочь. Мистер Кио даже и смотреть не стал, куда он бежит. Он стоял неподвижно, его лицо еще не остыло от гнева, зеленые глаза сверкали, как осколки зеркала, и я не могла оторвать от него взгляд. А потом он ушел стремительным шагом, и я поняла, что не должна идти следом.

Вот так оно все и случилось. Я никому об этом не рассказала, даже матери. Но с этого дня знаю, что у меня есть друг. Даже больше, чем друг: мне тут как-то приснилось, что он мой отец, приехал на остров, чтобы найти меня и когда-нибудь увезти с собой далеко-далеко, на его родину, в Америку.