Женщина при 1000 °С

Это было удивительное лето. Снаружи сияющее-яркое, а внутри мрачное: одна сплошная депрессия со взбитыми сливками (я в день съедала по 16 блинов). Каждую ночь приходили сны, переполненные болью и мукой. Одной ночью надо мной распускали слюну по-русски, а в другую я лежала в клубке змей в бобмоубежище, а эти змеи были людьми. На одном краю рожали, на другом чья-то жизнь угасала. Я пыталась протиснуться к полоске света, но меня постоянно задвигали вниз руками, ногами и голыми детскими ляжками.

Целые солнечные вечера я проводила на чердаке, глазела из окна на Cкерьяфьорд и гадала, чем же мама занимается в городе на той его стороне. Почему же она не висит на окнах и дверных ручках президентской резиденции, воя от тоски по мне?

Разумеется, согласно всем и всяческим современным стандартам, меня следовало бы положить в душеспасительное отделение, чтобы психологи выгладили из меня страх войны и нервный срыв, но тогда таких учреждений не было, да и сейчас они вряд ли есть. Так что мне оставалось просто играть в бридж с бабушкой и ее подругами, тетками из цетра города, в той или иной степени датчанками, которые обсуждали мамин союз с Фридриком на своем недомолвочном датском, который я, впрочем, отлично понимала. Здесь я узнала, что мама встретилась с герром Джонсоном в Англии; они вместе ехали на родину, и все-таки, прежде всего ее сразила его квартира на улице Брайдраборгарстиг[261].

Долгими светлыми ночами я лежала и разглядывала спящего человека в кровати напротив, совсем как давным-давно – Марека в избушке, и задавалась вопросом, как этому чудовищу – мировой войне – удалась такая тонкая работа: спаять общей бедой нас, дочь и отца, единственных исландцев, участвовавших в этой драматической постановке на двести миллионов людей. Это было вообще ни на что не похоже. Это было прямо-таки дьявольски ювелирная работа. Это как если бы моржу удалось управиться с ниткой и иголкой.

Наверно, безбожный Бог ненавидел меня.

128 Ловушка-Соловушка 1945

А что говорить о том злом колдовстве, которое, подобно темному копью, пронзало каждую секунду, отмеренную времябогом этому лучшему в Исландии месту?

Мы с папой ходили на долгие прогулки, пытаясь уйти от этой сотни черных континентальных крыс, которые неотвязно следовали за нами из комнаты в комнату. Может, на взморье они погибнут? И мы шли на «Хобот», и даже за самое Лавовое поле Висельника. Ветер обдувал нас солнечными лучами, а через озеро Ламбхусатьертн гнал волны, пробуждал блеск в свежескошенных травах. Мы беседовали обо всем, кроме того, о чем нужно было поговорить. Он рассказывал мне о летних вечерах в Вайле и просвещал меня о моллюсках. Однаджы мы решили спуститься на взморье и пособирать мидий, несмотря на предупреждения экономки Элин:

«В этом доме слизняков не варят!»

На тропинке к мысу Бессастаданес мы встретили дедушку и тетю Лоне. Она прибыла накануне, а сейчас они возвращались с прогулки. «Ловушка-Соловушка прилетает в пятницу!» – объявил президент из своего кабинета еще раньше на неделе, словно радостный скаут. Я бросила взгляд на бабушку, склонившуюся над вязанием в глубоком кресле в гостиной. Она нахмурилась и тотчас громко переспросила:

«Hvem?»[262]

Ведь в последний раз эта певчая пташка появлялась в их доме много лет назад. Лоне Банг всю войну жила в Лондоне и там общалась с разными важными птицами вроде самого Зигмунда Фрейда и Элиаса Канетти, который через много лет получил Нобелевскую премию по литературе. Тогда она весьма часто выступала на знаменитой серии концертов в Национальной галерее, когда там было нечего экспонировать, кроме песен. А сейчас она вернулась: война прошла, и мир в этом доме закончился.

Президент был во фраке и при шляпе, а Лоне в черном пальто, и ее волосы трепетали на ветру как пламя свечи.

«Добрый день! – бодро сказал папа. – Вы на взморье ходили?»

Они молча прошли мимо, даже не взглянув на нас, с архисерьезными лицами и напоминали больше всего президентскую чету на чьих-нибудь похоронах. О да, разумеется, они были шикарной парой.

Что бы ни происходило до того, именно это, вероятно, и была моя самая горькая минута с отцом. Я видела, как отец с сыном переговаривались во время застолий в Бессастадире, но после того, как прилетела Ловушка-Соловушка, их общение прекратилось. И сейчас отец почти отрекся от своего сына в присутствии его дочери под влиянием своей любовницы.

Мы пошли дальше на мыс, мотавший высокими травами, точно помешанный. Я взяла отца за руку, словно мама, ведущая ребенка, и попыталась сказать что-то приободряющее, что-то про крачек и сбор мидий, но он не отвечал. Я обернулась и увидела, как эта неофициальная президентская чета вышагивает по пути домой, – он тайком стискивал ее руку. На мгновение показался дом, стоявший в отдалении, белый с красной крышей, обликом похожий на бабушку.