Мне хотелось бы покончить с этим делом по-исландски, одним махом, но этот ковбой, похоже, был из тех, для кого важнее не добыча, а сам процесс охоты, и для начала он решил утомить меня разговорами об
«Такое ощущение, что ты не вписываешься в собственную жизнь. Вот здесь Юпитер слишком тяжелый, видишь? И он тебя все время отталкивает. Ты обречена ходить окольными путями. Это как в сказке, но трудно,
Мы простились со складом, и теперь
«Что ты делаешь?»
Я оценила положение. Вот я стою здесь, в возрасте двадцати лет, на седьмом этаже в Аргентине, на одиннадцатом дне цикла (вот как тщательно я спланировала эту акцию), – девушка в самом соку, наконец готовая к тому великому моменту, когда жизнь ненадолго оставляет свои строгие правила, превращает тюльпан в огурец и выжимает из него устрицу, чтобы получилось яйцо. Бред какой-то.
Солнце, видимо, тоже не было довольно ответом, потому что оно снова спросило:
«Что ты делаешь?»
«Эх, милая…» – подумала я, прокралась к нему в комнату, закрыла за собой дверь и в последний раз попробовала одуматься. Но как всегда: какая-то сила толкала меня именно на ту дорожку, про которую я точно знала, что она кривая. В моей голове теснилась сотня юристов, их рубашки на груди трещали по швам, галстуки трепетали, они кричали: «Нет! Нет! Нет!» – а я все равно шла за тем самым единственным самогонщиком, которому удавалось увлечь меня беззубой улыбкой и уйти со мной в своих безносых ботинках.
Наверно, это и был Юпитер. Ему было лучше, чем солнцу.
Наш жеребец уже вовсю храпел. Его шрам сверкал в волшебном утреннем свете, белый на смуглом лице. Его кровать была как белый островок в вонючем море грязного белья. Я пробралась к ней окольными путями и легла рядом с ним, погладила его по груди и по животу. У него было красивое холеное тело. Наконец он зашевелился, а я прошептала что-то ему на ухо. Его жирные волосы пахли корицей. Я продолжала ласкать его и приспустила резинку трусов. Под ними спал его приятель, остроконечный, притихший, словно неизвестный вид мягкотелых в своей кожуре. Ножеметчик слабо улыбнулся, и мы поцеловались. Я ощутила, что наконец доехала до Южной Америки. Потом я помогла ему снять штаны и ботинки, а сама сбросила нижнее белье.
Но какое бы смертельное очарование и безумные ласки я ни пускала в ход, этот тюльпан никак не хотел превращаться в огурец. И все же я решила не сдаваться и изо всех сил старалась заставить мягкотелое встать на ноги. Ведь от этого зависело наше с папой будущее. Но все напрасно. Целое утро я пыталась вызвать приток крови к этому золотисто-коричневому кусочку кожи, – увы, безрезультатно. Я даже молила Бога поднять этот член, чтоб я смогла достать свою мечту с этого золотого шеста. Бесполезно. В конце концов я задремала на посту, но вскочила, как только мужик проснулся, и предприняла последнюю попытку. Я представляла себе отца, довольного, с крошечным внучонком беннитесских кровей, – орущего светлоголовика со шрамом на щеке, законного наследника поместья Де-Криво. А после смерти Крокодила и Крокодилыча мы бы построили целую усадьбу ниже по реке, подальше от бенновского дома. Бабушка с дедушкой получили бы открытку с видом дома, который был бы больше самого здания в Бессастадире… Но все было по-прежнему. У ножеметчика не вставало.
«Что с тобой?» – спросила дочь Исландии.
«Нет-нет, это просто… А зачем тебе…?»
По его словам было заметно, что ему плохо.
«Это я такая невозможная?»
«Нет… Хе-хе… Просто меня прокляли».
«Прокляли?»
«Да. Чертова гадалка. Сказала, что я никогда не смогу…»
«Что? Та самая гадалка, которая предсказала тебе смерть в тридцатитрехлетнем возрасте?»
«А ты откуда знаешь?»
«Я много чего знаю».
«Где ты это услышала?»
«В Квинта де Крио».
«В Квинта де Крио? Ты там бывала?»
«Я там работаю. И живу тоже там».
«Да? Правда?»
«Да, я ухаживаю за твоим отцом».
«За папой? Старым Крокодилом?»