Женщина с большой буквы «Ж»

— Хочешь замуж за ленивого, вредного, скандального еврея с чувством юмора и видами на выезд? — спросил Димочка.

— А как же мои? — выдохнула я. — Папа всю жизнь ненавидел Америку.

— Пусть теперь Гондурас ненавидит.

Родители восприняли новость о моем браке и отъезде как конец света.

— Видеть тебя больше не желаю! — вопил папа и бил кулаком по столу.

Но я уже закусила удила. Мне мерещился Нью-Йорк — город контрастов, Желтый Дьявол, Белый Клык и Хижина дяди Тома.

— Что ты будешь делать в этой Америке? — причитала мама. — Там ведь небось одни безработные на улицах.

— Буду любить Кегельбана, — гордо отвечала я. — Любовь все побеждает, если ты не в курсе.

Как оказалось, любовь побеждала все, кроме счетов за квартиру.

Еврейские знакомые снабдили Димочку работой в фирме, занимающейся спецоптикой: он должен был выгравировывать на объективах слова «Made in USA». Димочка тосковал, покупал на всю зарплату пластинки и проклинал капитализм. Я работала на трех работах и проклинала его.

— Кегельбан, либо ты встаешь на ноги и начинаешь процветать, либо ты валишь из моей квартиры!

Димочка обижался и уходил в ночь. Я тряслась от любви и ненависти.

Однажды он привел с собой нежное черноокое создание с родинкой на щеке. Нет, не девочку. Мальчика.

Мы сразу друг другу не понравились. Мальчик тяжко ревновал и доказывал мне, что я не понимаю Димочкиной глубины. Я огрызалась.

Через полгода Кегельбан был спущен с лестницы вместе с другом и сворованными с работы объективами.

Сменив множество друзей и домов, он прибился к содержателю арт-галлереи и остался скрашивать его досуг. Сейчас владеет половиной предприятия и делает вид, что чутко разбирается в искусстве.

Помню, как я встретила его на книжной ярмарке в Лос-Анджелесе. Смотрела и не могла понять, почему он чужой. Не как раньше — с надрывом и болью, а просто так: чужой, неинтересный, ненужный.

Димочка ни о чем не расспрашивал. Пытался хвастаться: у моего друга крутой бассейн, и мне там разрешают купаться, у него целая вилла, и я там иногда живу… Он совершенно искренне гордился тем, что подбирал объедки с чужого стола.

Я потом долго думала о нем. Некрасивый. И футболка дурацкая, и сережка в ухе… А ведь когда-то я это так любила! Все то же самое!

Не постигаю.

МЕРТВЫЕ ДУШИ

15 ноября 2005 г.

Есть такая профессия: изо дня в день, из года в год делать людей несчастными. Это не надзиратели тюрем и не преступники, это скромные клерки, работающие в американском посольстве в Москве. У них есть инструкция: расценивать каждого человека как потенциального иммигранта, и потому они отказывают в визах почти всем.

За пуленепробиваемым стеклом, как в аквариуме, сидит рыба и решает, поедет отец к дочери или нет; нужно человеку навестить подругу или не нужно; стоит бизнесмену заводить связи в Америке или нет.

Ни уговоры, ни документы, ни объяснения — ничего не помогает. Клерк смотрит на просителя рыбьим взглядом и ставит в паспорт штамп об отказе.

Многие посетительницы плачут: они пришли сюда потому, что им важна эта поездка — там, в Штатах, любимые люди, дети, внуки… В конце концов там новый мир, на который хочется посмотреть.

Но рыбе все равно: у нее есть указание. А это гораздо важнее чужих надежд.

Мама звонила: ей визу дали, а отцу нет. Чтоб они, не приведи господи, не остались вместе в Америке.

Теперь мама целую неделю будет ненавидеть США — пока не приедет и не пройдется по нашей улице. Она уже давно перезнакомилась с моими соседями. Розмари скажет ей: «Вы чудесно выглядите!» Дэн похвастается сыновьями: «Правда же, они выросли?» Саймон заведет разговор о Петербурге — он только что оттуда вернулся.

Что у этой Америки общего с той, ненавидимой?

Впрочем, люди-рыбы водятся везде. Леля, когда в прошлый раз ездила в Россию, тоже получила свое. На таможне ей заявили, что ее виза оформлена неправильно. Продержали четыре часа в аэропорту, ограбили на 300 долларов (наличкой, себе в карман, разумеется)…

Барбара говорит, что и у них в Мексике та же мерзость. Таможни, суды, полицейские участки… Сидит за стеклом рыба — у нее есть право решать твою судьбу. А у тебя — нет.

Каково это — каждый день выслушивать надрывное «Ну, пожалуйста!» Ничего? Нормально потом по ночам спится?

Очень хорошо, что мама приедет.

КАК ЗАКАЛЯЛАСЬ СТАЛЬ

1987 г.

Моя должность в «Вечернем вагоннике» называлась величественно и красиво: «Техник третьей категории».

Стертый до дыр линолеум, календари «Госстраха» на стенах — здесь каждый день шла нечеловеческая работа мысли.

… «В достигнутом успехе воплощен большой энтузиазм наших добросовестных колхозников».

… «Советскому человеку глубоко чуждо нравственно убогое кривляние Мерилин Монро».

Жизнь в «Вечернем вагоннике» била ключом. Зимой редакция проводила журналистское расследование на тему «Кто спер электрокамин?», находила его у бухгалтера и со скандалом возвращала на место. Летом то же самое касалось вентилятора.

Технику третьей категории полагалось сидеть в одной комнате с корректорами — Мариной Петровной и Зямой Семеновичем.