Женщина с диванчиком

— Он уже лет пять, как поселился в какой-то дыре. Ее и на карте-то нет, честное слово. Три домика, и здание то ли фабрики, то ли приюта. Закончить институт, чтобы попасть в захолустье! Клянется, что ему много платят. Но я не верю. У него всегда в деньгах нужда. У меня в долг занимает… — Родион Григорьевич тяжело вздохнул. — Я бы запретил мартинариям иметь детей. Закон бы издал. Потому что удачливость — это наследственное. А вы даже не знаете, какой Юрочка у меня умница. Чем только он не интересовался! И историей, и медициной! И фехтованием занимался!

Ну да, фехтованием. Прекрасный выпад «Воланда» чуть-чуть не достиг цели. Ясно теперь, что там, в «Мастерленде», за мной гнался Юрий Родионович, а не Толик. Загримировать шкафоподобного телохранителя под нервный излом фигуры Воланда — вещь совершенно невозможная. Ну что ж, во всяком случае, двоих из этой компании мы знаем. Всё складывалось просто великолепно. К вечеру Орас непременно накроет всю банду. Я едва не пританцовывала, сбегая по лестнице.

— Ева, я бы на твоем месте не связывался с Орасом, — сказал Кентис, когда мы покинули дом будущей знаменитости.

— А по-моему, он человек надежный, — объявила я, хотя еще два часа назад обвиняла Андрея в убийстве.

— Я не о том… Он тебе нравится?

— Может быть, — я невольно улыбнулась.

— А я? — лицо Кентиса, несмотря на шрамы, сделалось удивительно глупым.

— Ты, дорогой, от меня отказался. Сам.

— Он не любит тебя. Он вообще никого не любит. Когда нужда в тебе отпадет, он просто выгонит тебя, и всё…

Я разозлилась, так, что затряслась вся. Потому что слова Кентиса странно перекликались с тем, что говорил мне Нартов. «Не любит… выгонит…» Я ощутила себя собакой, которая не понимает, в чем провинилась перед хозяином. Штамп у меня на лбу стоит, что ли, глянув на который, все мужики решают, что мною надо попользоваться, а потом выгнать? Где же он, проклятый, как его стереть, вытравить? Я в самом деле принялась ощупывать лицо, будто надеялась найти метку…

— Эй, ребята! — окликнули нас из черного «Мерса», и я узнала поросячий носик Толика. — Господин Орас ждет вас. Скорее! Очень важно.

Я как дура шагнула к машине — то ли имя Андрея меня загипнотизировало, то ли озабоченная дурацкими мыслями о неудачной бабьей доле, я совсем позабыла, что в обычные дни Орас не ездит на «Мерсе», да и вряд ли при нынешнем раскладе он бы позволил Толику сесть за руль. Кентис оказался куда сообразительнее. Вместо того чтобы последовать за мной, он повернулся и побежал. Тут же какой-то супершкаф, со скучающим видом стоявший возле газетного киоска, кинулся ему наперерез. Я тоже попыталась пуститься наутек. Но задняя дверца машины распахнулась, и какой-то тощий типчик с грязными жирными волосами до плеч ухватил меня за руку и принялся тащить внутрь. Самое смешное, что он был ни капельки не сильнее меня и никак не мог затащить меня в машину. Одна рука у меня оставалась свободной, а в ней — сумка с рукописью «Полета». Я могла бы так треснуть этим «кирпичом» длинноволосого по башке, что он бы до конца своей жизни где-нибудь в психушке цитировал незабвенное произведение наизусть. Но эта светлая мысль в тот момент не пришла мне в голову. Вместо этого я стояла, упершись, как корова, и озабоченная лишь одним — как выдернуть руку из скользких потных лап и удрать. Кто знает, может быть, я бы его и осилила, но в этот момент сзади кто-то треснул меня изо всей силы в спину, и я влетела на заднее сиденье «Мерса», подмяв под себя длинноволосого. Следом впихнули Кентиса, и уже последним залез тот супершкаф, подле которого Толик казался молочным поросенком.

— Поехали! — приказал длинноволосый бабьим голосом и принялся ладошками приглаживать свои жирные пряди.

Мысленно я окрестила этого типа «педиком».

— Лажа все твои сведения, — самодовольно заявил супершкаф своему тощему помощнику, когда машина тронулась. — Никто его не охранял. Ни одной собаки, ни ментовской, ни от мэрии.

— А должны были… — отозвался «педик». — Личный приказ мэра. Они не совсем дураки — тоже расчухали про список.

За окном слева мелькнула бело-синяя милицейская машина. В этот раз соображала быстрее, попыталась оттолкнуть «педика» и треснуть сумкой с рукописью по стеклу, да не успела — супершкаф протянул руку, ухватил меня за ворот Орасовой ветровки и рванул назад, на сиденье.

— Еще раз выкинешь такой фокус — выкинем из машины, — пригрозил шкафоподобный. — На полной скорости — в бетонку. А ты не вихляй, — обратился он к Толику. — Нам с ГАИшниками встречаться ни к чему.

— У меня рука прострелена, — пожаловался тот. — Полный рукав крови натекло.

— Прострелена! — хмыкнул шкаф. — Да у тебя обычная царапина. А вот то, что ты Орасу наболтал… Продал нас, сука, ни за грош!

— Да я назвал просто первое имя, какое на ум пришло, — вновь принялся оправдываться Толик. — А они вцепились в него как поросята в арбузную корку. Я и не знал, что Мартисса Юрой зовут. Надо было срочно втюхать Орасу какую-нибудь правдоподобную версию. Скажешь, лучше, если бы в дом явились легавые?