Женщина с диванчиком

— Твое счастье, что в голову тебе не пришло другое имя, — ухмыльнулся шкафоподобный. — А Ораса всё равно замочат…

— Скоты! — заорала я. — Вас самих надо убрать…

— Да замолчи ты, сука, — шкафоподобный протянул руку и ткнул меня пальцем в шею.

Очнулась я, когда машина уже мчалась по загородному шоссе. Меня мутило, а одна половина головы раскалывалась от боли так, будто на нее надели железный колпак с иглами — такие выставляют в музеях, в разделе «преступления инквизиции».

Шел дождь, и деревья вдоль дороги кутались в мокрую листву. Моя голова покоилась на плече Кентиса. Я попыталась пошевелиться, и вскрикнула от боли — шея задеревенела так, что я не могла повернуть голову. Пришлось осторожно просунуть ладонь под щеку и руками аккуратно приподнять голову.

— Хорошо, что идет дождь, — прошептала я. — В дождь немного легче жить. За мартинария страдает природа.

— Слушай, а где рукопись книги? — спросил Кентис.

— У меня под ногами, — нагло ухмыльнувшись, отозвался «педик».

Кентис захихикал:

— Мартинарием родился, мартинарием и помрешь.

Машина свернула на проселочную дорогу и буквально поплыла по жидкой грязи. Я в городе как-то отвыкла от подобных трактов. Каждую секунду казалось, что несчастный «Мерс» просто утонет в очередной луже. Но нет, он продолжал двигаться вперед. Наконец мы остановились перед двухэтажным зданием с большими зарешеченными окнами. Здание стояло одиноко, как гнилой зуб, посреди чахлого леса, обнесенное бетонным забором, внутри которого угадывался большой двор и бесчисленные склады. Кованые ворота с мощными, как крепостными башни, столбами были закрыты. Перед воротами сидел рыжий пес и смотрел на нас узкими лесными глазами.

— Что это, тюрьма? — спросила я, с трудом поворачивая шею, чтобы оглядеться.

— Это коровник, — отозвался супершкаф. — Коровник для мартинариев…

— Тайный коровник, — уточнил Кентис, разглядывая мрачное здание.

— Надо же, какой догадливый парнишка, — ухмыльнулся «педик». — Вылезайте, прибыли…

Мы вылезли и тут же по щиколотку утонули в грязи.

— А дорога — тоже мартинарий? — спросила я, тупо глядя себе под ноги.

— Все мы обречены, — ответил Кентис почти с восторгом.

«Нет, — подумала я, — совсем это не так. Я буду любить Андрея, и этого у меня не сумеют отнять. Любовь — твое солнце, пока ты живешь, и она уносит твою душу, когда ты исчезаешь…»

Часть 3 ГИБЕЛЬ АНГЕЛОВ

1

Говорят, наше время не благоволит к ученым. Но это под каким углом посмотреть. В прежние времена кто был самым уважаемым человеком? Правильно, товаровед в магазине или директор ресторана. А теперь кто торгует рыбой и овощами? Правильно — бывшие инженеры и кандидаты наук. Им еще немножко поднапрячься, поднатореть и, глядишь — тоже станут самыми уважаемыми. Немного осталось. Все возвращается на круги своя — и нам только кажется, что мы живем в какое-то особенное время.

Несмотря на всеобщий кризис науки, Институт фармакологии под руководством бойкого директора расцветал буквально на глазах: новая проходная, новая стоянка для машин, не говоря уже о кабинете директора и приемной. Сотрудники специально записывались на прием, чтобы взглянуть на заказанную в Италии роскошную мебель. Была еще комната отдыха, но туда никого не пускали, кроме начальства. Говорили, что особым вниманием институт пользуется у директора «Мастерленда», особенно новые разработки в области транквилизаторов… Но это, поверьте, беспочвенные слухи.

Зато у института были свои легенды: история о том, как директор выгнал завлаба только за то, что тот осмелился приезжать на работу в точно таком же «Мерсе», каковой имелся у директора. Еще ходила легенда о целой бригаде плотников, нанятых за счет института для отделки директорской виллы. Несколько сорокалетних дам, особенно преданных науке, ездили за город, виллу директора отыскали, но самих плотников не видели. Зато описание этой виллы тоже превратилось в легенду.

С коммерческой деятельностью в институте все обстояло отлично: в третьей лаборатории организовали буфет, торговали сосисками и пирожками — столовую пять лет назад ликвидировали за ненадобностью, благо сам директор обедал только в ресторане «Мечта» и всегда за одним и тем же столиком. Товар из буфета выдавали прямо через окно, чтобы не заставлять сотрудников плутать по коридорам, заставленных шкафами. Оголодавшие ученые вечно путали окошко «буфетной» с окном Сергея, тоже открытом в летнюю пору, и поминутно в него заглядывали.

— Буфет рядом! — раздраженно кричал Сергей, заслышав под окном цоканье каблучков.