Женщина с Марса. Искусство жить собой

Давая ребенку по потребности, родитель поневоле учит ребенка замечать свои потребности и отличать их от желаний. Если четырехлетний упрямец вопит: «Я хочу, чтобы банан был опять целым», – принятием будут слова: «Ты не хотел, чтобы я ломала банан», – а не попытка банан склеить. Потому что, требуя невозможного, ребенок нуждается в том, чтобы быть понятым и услышанным, но хочет целый банан.

Принятие ребенка – это послание «Я вижу, слышу и понимаю тебя». Я понимаю, как тебе хочется, понимаю, как грустно, понимаю, каково было тебе в этот момент, понимаю, что сейчас ты на меня ужасно злишься. Мир – вот такой, но я с тобой, я понимаю тебя. Я не могу изменить мир, не могу позволить тебе бить сестру или портить вещи, я не разрешу тебе скакать полночи на голове или залезать на кресло с ногами. Ты, наверное, на меня обидишься, но будет так. Но я понимаю, каково тебе.

Возможно, принятие порождает такие страхи, потому что оно требует понять ребенка, открыться ему, а не спрятаться в скорлупу из методов воспитания. Внезапно перед тобой не непослушный скандалист, который ремня просит, а живая, ранимая, доверчивая душа, смотрящая на тебя во все свои детские глаза. Почти такая же, как у тебя самого где-то глубоко внутри.

И ее нельзя «развидеть».

Глава 12 Агония современной школы

– И как же такие дети будут справляться в школе?

– Школе придется поменяться.

Давно доказано, что кормление по требованию полезнее, чем кормление по часам, а свободная игра полезнее, чем дидактическая. Известно, что малыш учится ползать, ходить, говорить, читать, считать тогда, когда его мозг созревает для этих умений, а не тогда, когда рекомендовано. И тем не менее современная школа по-прежнему полагает, что в таком-то возрасте с 9:30 до 10:15 по понедельникам ребенок должен учиться дробному делению, а с 10:30 до 11:15 – лазать по канату. Но давайте честно скажем: мы не знаем, чему в этот момент на самом деле учится ребенок – дробному делению или тому, как скучна школа.

Многие верят, что, выполняя скучные задания из-под палки, ребенок осваивает важный навык справляться с неприятным. Можно подумать, ребенок живет в мире розовых пони. Как будто он встает в школу, чистит зубы, убирает игрушки, выключает мультфильмы, моет руки и закрывает книжку каждый раз только по своему желанию. Уже к школе ребенок имеет такое количество возможностей делать то, что ему совершенно не хочется, что не думаю, что этому навыку не хватает практической тренировки.

Итак, 9:30 утра; с трудом проснувшийся класс изучает деление дробей. Интересно оно примерно 0,5 % детей из 32 учеников.

Но учиться надо, а то…

А то что?

А то накричат, поставят двойку, высмеют, поставят на вид.

В этом – вся школа.

Традиционное впихивание в ребенка серой переваренной капусты обязательных знаний под названием «школа» скоро умрет. Я в этом совершенно уверена. Это неизбежно, как неизбежно было отмирание розог и зубрежки псалтыря. Это чуждо современному миру, где точный год Куликовской битвы доступен по нажатию кнопки, где для решения любого уравнения можно найти подкаст и научиться самому тогда, когда в этом возникнет потребность.

Я верю, что из усилий подвижников, пытающихся в кромешной тьме навязанных и устаревших стандартов нащупать новый формат образования, пусть пока в домашних условиях, вырастет новая школа будущего.

– Как он будет жить, если будет заниматься только тем, что ему интересно?

– Какая страшная судьба – заниматься тем, что интересно!

Гораздо разумнее подготовить ребенка к тому, что ему придется усилием воли заниматься скучищей на ненавистной работе. Чтобы он научился делать и не вякал. Не задавал лишних вопросов. Мы такой судьбы хотим для своих детей?

Однажды утром ко мне подошла дочь и сказала, что хочет бросить пианино и научиться играть на трубе. В ответ я произнесла классический «если-монолог»:

«Если так все бросать, ты никогда не научишься ничему по-настоящему.

Если ты сейчас пойдешь учиться играть на трубе, то тебе придется учиться с шестилетками, а навыки игры на пианино ты растеряешь.

Если ты будешь учиться всему по верхам и бросать, ты никогда не научишься ничему серьезному».

Ребенок ушел потухший.

Целый день мне было стыдно. Я думала о том, чему дети учатся, переключаясь с одного на другое, возвращаясь и бросая. Размышляла, как они берут от знаний ровно столько, сколько надо именно сейчас. Осознала, какая в этом процессе мудрость, эффективность и природный смысл и насколько я все-таки следую автопилоту личных установок.

Вечером я вернулась с работы, зашла к дочери: