Женщина с мужчиной и снова с женщиной

И я снова вздохнул, соглашаясь, и Инфант вздохнул, вторя мне. И даже девушка, с которой нас уже начало связывать недолгое прошлое, тоже вздохнула.

— Если глобально, — между тем наяривала в микрофон ораторша Евгения на сцене. Та самая, которая была раньше нашей Жекой. — Если глобально, то я могу привести множество примеров мужского убожества, но все они меркнут перед одним, самым показательным. Я на собственном опыте убедилась в мерзости и пустоте мужской сути, безжалостно затягивающей в свое прогнившее бессмысленное болото всех вокруг. Настолько безжалостно, что даже меня на время засосало.

Тут мы снова вздохнули, и снова все вместе. Все, кроме девушки.

— Сейчас, похоже, про нас начнется, — предположил я.

— Может, пойдем, — поджался Инфант, ожидая плохого.

— Нет уж, послушаем, — проявил принципиальность Илюха, который тоже ожидал плохого, но оно его, видимо, не пугало.

— В общем, длительное время я поддерживала знакомство с тремя особями. И как мне ни противно сейчас вспоминать, знакома была достаточно близко, — призналась ораторша, которая до боли была похожа на нашу Жеку. Но только внешне.

— Это вы, что ли, особи? — покосилась на нас девушка в мужской ковбойке и прыснула вслух.

— Мы, а кто же еще, — кивнул я.

— Ну вы все же прикольные, куда ни приду, везде про вас говорят. Я даже ей, вашей бывшей подруге, завидовать стала.

И она, эта близкостоящая от нас девушка в высоких солдатских ботинках, окинула всех нас завистливым взглядом. Всех по очереди, одного за другим.

— И я была свидетельницей, — продолжало нестись из микрофона, — всех их низменных стремлений, мелких желаний и примитивных интересов. Потому что абсолютно все их стремления, желания, интересы упираются лишь в одно — в нас, в женщин.

— Это правда, — согласился Илюха.

— И не обидно для нас совсем, — согласился я.

— Пока не обидно, — согласился Инфант.

— В то, чтобы нас увлечь, нас заговорить, запудрить нам мозги, навешать лапши на уши. И все ради одного — чтобы пользоваться нами и манипулировать.

— Нет, — теперь уже не согласились мы, — манипулировать мы не хотели, зачем нам манипулировать? И слово «пользоваться» нам тоже не нравится, какое-то уж больно коммерческое оно. А мы совсем не коммерческие, мы скорее гуманитарные.

— И какие только средства не шли в дело, — не услышала нас ораторша, потому что не могла услышать. — И фальсификация, и жульничество, и обман, и даже примитивное мошенничество.

— Не шейте нам дела, начальник, — промолвили мы. — Статьи «мошенническое соблазнение женщин» нет ни в Уголовном, ни в Гражданском, ни в Процессуальном кодексе. Пока еще нет!

— Им ничего не стоит выдать себя за другого человека, с ходу выдумать то, чего никогда не было, разыграть любой спектакль, сжульничать, смухлевать, перевоплотиться. Надо признать, сценки свои они разыгрывают как по нотам, с годами они достигли мастерства — роли меняются как перчатки, слова подбираются, темы рождаются. Порой даже свежо бывает, порой неожиданно, порой по-новаторски…

Здесь мы поклонились аудитории, хотя и не ожидали рукоплесканий.

— …Но талантливые мошенники, они — мошенники втройне. А мы, как дуры, клюем на их расставленную для нас наживку. И ради чего они измываются и надсмехаются над нами? Да ни ради чего! У них нет цели, нет смысла, нет планов на будущее…

— Вот здесь мы обязаны возразить, — не до конца согласились мы. — Хотя смысла действительно нет, а будущее часто размыто, цель все же существует. Вполне понятная и определенная. Ее можно не разделять, не уважать даже, но не признавать ее тоже нельзя.

— Ну а если отбросить все наносное, содрать шелуху, оставить суть, что останется перед нами? Ничего! Пигмей на пигмее и пигмеем погоняет.

— Где-то я уже слышал это слово, — задумался про себя Инфант. — Но в первый раз, чтобы сразу три и в одном предложении.

— Что у них за душой? Ничего! Какие их интересы? Никаких! Для чего живут? Не знают! Они и нас всех пытаются под себя подстроить, сделать из нас себе подобных.

— А вот это совсем неправда, ничего такого мы не пытались. Зачем нам «себе подобные»? Нам, наоборот, «от нас отличные» нужны. Чем больше от нас отличных, особенно пропорциями и общим построением тела, тем нам лучше.

— Да и если взять каждого из них в отдельности, то выяснится, что ничего они ровным счетом из себя не представляют. Один из них… Так по нему вообще паноптикум навзрыд плачет — полный мудила, экспонат кунсткамеры, двух слов разумных связать не может.

— А я думал, мы были друзьями, — узнал себя в описании Инфант.