Женщина с мужчиной и снова с женщиной

– Знаешь, – подошел я к ней на близкое расстояние, – у меня вообще этап сейчас неудачный такой… Вообще все хреново. Наталья, жена моя, уже второй год от меня не кончает никак. Вот я за советом к вам и пришел, может, насоветуете чего. Вы ведь в этом деликатном деле наверняка сечете неслабо.

Она посмотрела на меня недоверчиво, мол, чего это я так не стесняюсь с сокровенным?

– Да понимаешь, – объяснил я, – что только не пробовал, и так, и эдак, а она все тужится, Наталья моя, и не кончает. И вижу по глазам, как тяжело ей, да и мне несладко. А кому было бы сладко? – попросил я женского сочувствия, но феминистка продолжала тыриться на меня подозрительным взглядом. – Понимаешь, сухая она все время, Наталья-то, – подкинул я стражнице еще одну знакомую проблему. Потому что про разные засушливые места она должна была близко к сердцу принимать. – Как ни берусь, чем ни разбавляю, ничего не получается. Даже любрикант германский, который на вкус клубникой отдает, и тот не помогает.

– Да, было у меня такое, – призналась наконец она. – Очень похожие симптомы. Это ты точно заметил, когда без смазки, тогда оно – хуже пытки. Помню, один раз я аж извелась вся – и тем, и этим, и никак! А она, голубка, все волнуется в моих руках, нервничает, ладонями, как крылами, по подушке бьет…

– Я никогда о Наталье так образно не думал, – задумался я о своей жизни с Натальей. – Как о голубке… нет, никогда! И что у нее ладони, как крылья, мне тоже невдомек было. А вообще-то какой точный образ: городская птица с крылами. И красивый, – перешел я на комплимент.

А комплименты всем приятны, даже если ты давно убежденная феминистка с непорочным лесбиянским прошлым.

– Так вот, бьется она лебедушкой, – откликнулась на меня мускулистая женщина с еще большим доверием. – Пытается удержать все, чем я ее намазала, а оно все подсыхает в момент да подсыхает. Несколько дней такое разочарование продолжалось, просто руки опускались. Думала, не удержу я ее, думала, оторвется от меня, назад к вам, к пигмеям, перебежит.

Заслышав знакомое слово, я закивал головой, соглашаясь.

– Но потом подруги подсказали. Значит, рецепт такой есть. Ты запоминай. Наливаешь в разогретое блюдечко оливкового масла, самого лучшего, итальянского, с густотой выжимки не ниже восьмидесяти четырех процентов. Главное, чтобы блюдечко было теплое, но не горячее, ты его пустое в духовку поставь на семьдесят восемь градусов. Потом выжимаешь туда сок спелого, даже чуть подгнившего манго и белок из одного яйца. Тут важно, чтобы желток не попал внутрь, он сушит слишком и все испортит сразу. Потом сильно взбиваешь все двадцать минут и добавляешь…

У меня на сложные инструкции идиотизм сразу вырабатывается, а со своим идиотизмом – я не борец. Я просто слушать перестаю, полностью выключаюсь ушами. Вот и здесь я выключился и включился только в самом уже конце.

– Значит, если всем этим помазать потом, оно долго держится. И даже если внутрь проникает, все размягчает там. Потому что лимонная кислота, она как раз…

Тут я, как услышал про кислоту, снова выключился. Ну, не мог я слышать про то, чтобы туда еще и кислотой…

– Вот ты и попробуй. А если не получится, дай ей, жене своей, мой телефончик. Может, я помогу чем. – И она протянула мне визитную карточку, которую я решил прочитать как-нибудь потом.

– Спасибо, обязательно попробую, – оценил я совет. – И телефон Наталье передам. Потому что для меня только одно важно – чтобы счастлива она была, особенно в сексуальной своей жизни. Какими угодно путями, но счастлива. Тогда и мы с ней семьею лучше заживем. Я сам вообще-то феминист по своим внутренним воззрениям и к вашему опыту всегда прислушиваюсь с интересом. Вон даже друзей привел поучиться. Там небось на вашем собрании много всего полезного можно почерпнуть, особенно для Натальи.

– В принципе нам нельзя таких, как вы, пропускать, – посторонилась повариха увлажняющих соусов. – Но раз ты сам феминист, да и помощь, видать, твоей Наталье шибко требуется, то уж проходи, чего там. Ты, главное, ей мой телефон передай, пусть позвонит. Она у тебя как, ладная?..

– Надо же… – поделился я с товарищами, когда они по одному тоже были допущены в храм. В смысле, в городскую усадьбу, в архитектурный памятник, охраняемый государством. Архитектор которого и не подозревал, что в его памятнике раскинется такая вот девичья вольница.

Мы тут же выискали скромный закуток в самом конце плотно уставленного стульями зала и примостились там у мраморной колонны, чтобы не привлекать излишнего внимания подозрительных феминисток.

– Надо же, я-то думал, что они по внешним данным своих не дискриминируют, не отделяют одних от других по симпатичности. Я-то думал, в них цеховая солидарность крепко развита, а получается, что я был не прав. Получается, что ничто человеческое им тоже не чуждо. Как нам, например. Вот та, которая на вахте у дверей, сразу на мою жену, Наталью, запала. И только потому, что Наталья у меня очень привлекательная внешне женщина.

– На какую жену? – изумился Инфант. – У тебя ведь нет никакой жены.