Женщина с мужчиной и снова с женщиной

Другой бы на нашем месте, интеллигентный и эрудированный, удивился вопросу, но не мы с Илюхой. Потому что мы давно знали про Инфанта, как сильна у него жажда к новым знаниям, особенно в области исторической литературы. И именно в данной области его жажду можно было насыщать и насыщать. Так как в Инфантовом сосуде знаний, который у нормальных людей постепенно наполняется с детства, у Инфанта с трудом было прикрыто нижнее донышко, оставляя емкость полной летучих, не всегда полезных газов.

Короче, мало чего Инфант знал про литературу, как и про многие другие факты культурной и географической жизни. Зато постоянно пытался узнавать. В общем, любознательным он вырос, вот и донимал нас вечными вопросами, на которые мы давно перестали реагировать. Потому что бесполезно было реагировать на Инфанта.

— Пожалуйста, старикашка, — попросил меня Илюха, — ты не воспринимай меня плоско и однобоко. Я ведь все-таки не какой-нибудь примитивный популист вроде древнего Вергилия, чтобы женщин наших без причины упрощать. Я ведь и вглубь могу копнуть ненароком.

Тут мы с Инфантом оглядели Илюху с ног до головы и кивнули согласно: такой и впрямь мог копнуть.

— Я ведь о том, — продолжал ободренный Б. Бородов, — что хоть ответственность за распад семьи ложится конечно же на женщин но процесс тут значительно более запутанный, чем примитивная женская вина. Тут сложный механизм, в котором разбираться и разбираться.

Я проглотил кусочек омлета, запив его кофе из чашечки. Инфант тоже чем-то сглотнул, и мы настроились слушать Илюху предельно внимательно. И Илюха начал:

— Дело в самой природе женской влюбленности. Потому что природа эта совсем не так устроена, как у нас…

— Ну, давай, рожай уже, — наконец-то не выдержали мы с Инфантом.

— Дело в том, — начал неспешно рожать Илюха, — что когда женщина влюблена, она сама не своя становится. В смысле, она уже совсем не та, которой была прежде, до влюбленности. И совсем другая, чем та, которая будет после нее. То есть влюбленность ее не просто преображает, как и многих других двуногих типа нас, — она ее меняет кардинально. И становится такая женщина абсолютно неузнаваемой, как будто она в античном греческом театре новую маску надела.

Тут Илюха посмотрел на нас, и мы с Инфантом быстро зажевали и запили глотком кофе, чтобы ничего во рту не мешало слушать.

— Мягкой становится влюбленная женщина, терпимой, прощающей, — продолжил Илюха. — А еще податливой, и ласковой, и трущейся щекой о наше заскорузлое мужское плечо. То есть доверчивая она вся перед нами и преданная, и любить ее за доверчивость хочется, и верить, что так будет всегда. И мы любим… — Здесь Илюха эмоционально вздохнул. — …Вот только навсегда ее не хватает! Потому что когда влюбленность проходит, а она, увы, проходит, то происходит обратная метаморфоза, возврат, так сказать, к истокам. И становится женщина именно той, какой была до влюбленности. А именно…

Здесь Илюха снова выдержал паузу и окинул взглядом наши с Инфантом восторженные лица. Потому что неподдельно восторгались мы нашим корешем БелоБородовым. Надо же, действительно, сколько грунта одним копком с поверхности снял и какую приоткрыл глубину!

— …А именно: немягкой она становится, нетерпимой, непрощающей, не очень ласковой, редко податливой и о плечо нечасто трущейся, только если зачесалось где-то за ухом, а руки заняты. Иными словами, становится она полной противоположностью своего влюбленного варианта. А значит, совершенно неузнаваемой для нас. Ведь мы ее такую не видели никогда, мы ведь ее только влюбленную в нас застали.

— Да, дела… — понимающе проговорили мы с Инфантом, вдруг очень отчетливо представив картину. На собственном прошлом опыте представив.

— И вот стоим мы, ошеломленные, смотрим на нее и припомнить пытаемся: а на этой ли самой девушке мы женились когда-то? Не произошло ли здесь какого-нибудь детективного сюжета, не подменили ли злые грабители нашу девушку в середине ночи, когда мы спали с уверенностью в ней? Потому как по всему нашему воспоминанию, женились-то мы на другом человеке. Совсем не на этом, которому мы уже давно стали безразличны и который чего-то недоволен всегда всем и зачем-то на нас свое недовольство вымещает.

Тут снова произошла пауза — это Илюха ее организовал, чтобы мы быстро засунули в свои рты по куску омлета, прожевали, проглотили, пока не остыл, и запили кофе. И снова были готовы слушать не шевелясь.