Женщина со шрамом

Они пошли дальше по аллее. Чандлер-Пауэлл мог видеть, что, вероятнее всего, теперь его жизнь будет для него планироваться. Эта мысль не вызвала у него беспокойства, наоборот – он был вполне удовлетворен. Ему придется много работать, чтобы содержать Манор и лондонскую квартиру. Но он всегда много работал. Работа была его жизнью. Он был не так уж уверен, что стоило затевать историю с рестораном, но давно пора было привести в порядок конюшенный блок, а посетителям ресторана не придется заходить в сам Манор. И очень важно сохранить Дина и Кимберли. Хелина всегда знает, что делает.

– Вы слышали что-нибудь о Шарон? – спросила Хелина. – Где она, какую работу ей нашли?

– Ничего не слышал. Она пришла из ниоткуда и ушла в никуда. Слава Богу, я не несу за нее никакой ответственности.

– А что Маркус?

– Вчера получил от него письмо. Кажется, ему удается хорошо обосноваться в Африке. Вероятно, для него это и в самом деле наилучшее место. Нельзя было надеяться, что он сможет оправиться после самоубийства Кэндаси, работая здесь. Если она хотела нас с ним разъединить, она правильно взялась за это дело.

Однако говорил он совершенно беззлобно, почти не проявляя интереса. После коронерского следствия они редко говорили о самоубийстве Кэндаси – и всегда с чувством неловкости. Почему, задавалась Хелина вопросом, почему вдруг он выбрал именно этот момент, когда они вместе шли по аллее, чтобы вернуться в прошлое, причиняющее такую боль? Может быть, таким образом он хочет обозначить формальный конец, дать понять, что пора покончить с обсуждениями тех событий и с размышлениями о них?

– А Флавия? Вы выбросили ее из головы, как и Шарон?

– Нет, мы с ней поддерживаем контакт. Она выходит замуж.

– Так скоро?

– Это кто-то, с кем она познакомилась в Интернете. Она пишет, что он – поверенный. Два года назад он овдовел, и у него есть трехлетняя дочь. Ему около сорока, он одинок и ищет жену, любящую детей. Она утверждает, что очень счастлива. Ну что ж, она получает то, чего так хотела. Это свидетельствует о мудрости – точно знать, чего ты хочешь от жизни, и направлять всю свою энергию на то, чтобы добиться этого.

Они уже вышли из аллеи и собирались войти в западную дверь Манора. Взглянув на Хелину, Джордж поймал ее затаенную улыбку.

– Да, – сказала она. – Флавия – мудрая женщина. Именно так я и сама всегда поступаю.

2

Хелина сообщила эту новость Летти, когда они были в библиотеке. Она спросила:

– Ты меня не одобряешь, да?

– Я не имею права не одобрять, только право опасаться за тебя. Ведь ты его не любишь.

– Сейчас, вероятнее всего, нет, во всяком случае, еще не совсем. Но это придет. Всякий брак всегда – процесс обретения любви или ее утраты. Не беспокойся. Мы вполне устроим друг друга – и в постели и вне ее, и этот брак будет прочным.

– И знамя Крессетов вновь взовьется над Манором, и со временем ваш потомок предпочтет поселиться здесь.

– Милая Летти, как хорошо ты меня понимаешь.

И Летти осталась одна, обдумывая предложение, которое Хелина сделала ей перед тем, как они расстались. Она прошла через сад, ничего не видя вокруг, и сейчас наконец, как это часто случалось, обнаружила, что медленно идет по липовой аллее к Камням. Оглянувшись на окна западного крыла, она обратилась мыслями к той частной пациентке, чья гибель изменила жизнь всех, кто – виновные в этом или не виновные – были этой гибелью затронуты. Но разве насилие не всегда затрагивает тех, кто оказался рядом? Что бы ни означал тот шрам в жизни Роды Грэдвин – искупление, ее личное «noli me tangere»,[38] знак неповиновения или напоминание, по причине, которая не была – и никогда уже не будет – никому в Маноре известна, она нашла в себе силы и волю от него избавиться и изменить ход своей жизни. Но эту надежду у нее украли, и теперь необратимо изменится жизнь других людей.

Конечно, Рода Грэдвин была молода – моложе, чем Летти, которая в свои шестьдесят лет понимала, что выглядит гораздо старше. Но у нее впереди еще могло быть лет двадцать относительно активной жизни. Разве для нее уже настала пора укрыться в безопасности и комфорте Манора? Она размышляла над тем, какой станет ее жизнь здесь. Коттедж, который она сможет назвать своим, отделанный по ее собственному вкусу, сад, который она станет сама растить и лелеять, полезная работа, которую она будет делать без напряжения и вместе с уважаемыми ею людьми, ее книги и музыка, библиотека Манора, всегда доступная ей, воздух Англии – каждодневно, в одном из прелестнейших графств страны, возможно – удовольствие видеть, как подрастает ребенок Хелины. А что в далеком будущем? Двадцать лет – возможно – полезного и относительно независимого существования, прежде чем она постепенно превратится в обузу в собственных глазах, а может быть, и в глазах Хелины. Но эти двадцать лет будут хорошими годами.