Женщина со шрамом

– Я надеюсь, мы больше узнаем, когда приедет спецгруппа из Лондона. Если ее убили, они найдут виновного. Постарайтесь не пугаться, Кимберли. Вас окружают друзья – вы с Дином это давно знаете. Мы о вас позаботимся.

Ким пробормотала слова благодарности. И они ушли, а она выскользнула из кровати и укрылась в теплых и крепких объятиях Дина.

Книга вторая 15 декабря Дорсет, Лондон

1

В то субботнее утро коммандер Адам Дэлглиш и Эмма Лавенэм договорились в половине одиннадцатого встретиться с отцом Эммы. Первая встреча с будущим тестем, особенно с целью сообщить ему, что ты собираешься вскоре жениться на его дочери, чаще всего оказывается мероприятием не из легких. Дэлглиш, смутно помнивший что-то о подобных встречах из беллетристики, почему-то представлял себе, что должен увидеться с профессором Лавенэмом наедине, однако Эмма очень легко убедила его, что им лучше поехать к ее отцу вместе.

– В ином случае, дорогой, он беспрестанно будет расспрашивать тебя о моих взглядах, – сказала она. – В конце концов, он ведь никогда тебя не видел, а сама я вряд ли часто упоминала твое имя в его присутствии. Если меня там не будет, я не смогу быть уверена, что до него это дошло. У него порой появляется некоторая нечеткость восприятия; впрочем, я никогда не знаю, насколько это соответствует действительности.

– И часто у него бывают такие состояния?

– Это случается, когда я у него бываю. Но с головой у него все в порядке. Он просто любит меня поддразнивать.

Дэлглиш подумал, что нечеткость восприятия и любовь к поддразниванию – самые незначительные из проблем, которые могут у него возникнуть с будущим тестем. Он давно заметил, что люди известные, когда они достигают значительного возраста, склонны преувеличивать странности, которые были им свойственны в молодости и в зрелости, словно такие чудачества могут послужить гарантией от утраты физических и интеллектуальных способностей, от бесцветного уплощения личности в последние годы жизни. Адам не мог с уверенностью судить о том, какие отношения существуют между Эммой и ее отцом, но эти двое, должно быть, любили друг друга – хотя бы в память о прошлом – и были нежно друг к другу привязаны. Эмма рассказывала Дэлглишу, что любимицей отца была ее младшая сестра – веселая, послушная и более миловидная, чем сама Эмма. Она погибла под колесами мчавшегося автомобиля. Но Эмма говорила об отношении отца к сестре без малейшей критической ноты, без малейшего чувства обиды. Чувство обиды вообще было не из тех эмоций, которые у Дэлглиша могли ассоциироваться с образом Эммы. Но какими бы сложными ни были их взаимоотношения, она, конечно, хотела бы, чтобы встреча отца с ее любовником прошла успешно. И его, Адама, задачей было сделать так, чтобы все прошло успешно, чтобы встреча не отложилась в ее памяти ни тяжким бременем, ни неизбывной тревогой.

Все, что Дэлглиш знал о детстве Эммы, было рассказано ему в несвязных отрывках бесед, в которых оба пытались осторожно ступить на еще не исследованные земли далекого прошлого друг друга. Уйдя на пенсию, профессор Лавенэм отверг Оксфорд ради Лондона и поселился в просторной квартире, в одном из эдвардианских жилых массивов Марилебона, носившем вполне достойное название «Особняки». Жилой массив находился не очень далеко от Паддингтонского вокзала, поезда в Оксфорд ходили точно по расписанию, и профессор мог быть частым (его дочь подозревала, что слишком частым) гостем на факультетских обедах за высоким столом.[10] Семейная пара – слуга, раньше работавший в колледже, и его жена, – переехавшие в Кэмден-таун к овдовевшей дочери, приходили к профессору каждое утро убирать квартиру, а позже днем – готовить обед. Профессор женился поздно, когда ему было уже за сорок, а теперь, хотя и перевалил за семьдесят, был вполне способен сам о себе заботиться, хотя бы в чем-то наиболее необходимом. Однако муж и жена Сойеры убедили себя (с некоторым попустительством с его стороны), что они преданно ухаживают за беспомощным и весьма известным старым джентльменом. Лишь последний из эпитетов соответствовал действительности. Бывшие коллеги, посещавшие профессора в «Калвертонских особняках», считали, что Генри Лавенэм прекрасно устроился.

Дэлглиш с Эммой отправились в «Особняки» на машине так, чтобы приехать к условленному с профессором времени – в половине одиннадцатого. Дом недавно заново покрасили, кирпичная кладка приобрела неудачный цвет: Дэлглиш подумал, что единственным подходящим определением здесь может быть сравнение с бифштексом из вырезки. Просторный лифт с зеркальными панелями, пропахший мебельной полировкой, вознес их на четвертый этаж.