И все же. И все-таки она недовольна, разочарована, понимая, что, кто бы ни был с нею рядом, она-то остается прежней. Она не может изменить всех вокруг, чтобы все стало хорошо. Она сама осложняет себе жизнь.
Однажды утром она просыпается необычно поздно. Шторы в ее спальне опущены. Четвертое утро подряд она встречает в полутьме – с тех пор как ее дети и внуки провели день в новом доме Пэдди, с новой женой Пэдди. Она видела там их машины, слышала голоса ее внуков, играющих в саду Барбары Боллинджер. Смех и разговоры через открытые окна доносились до ее дома. Реальные или воображаемые, эти звуки мучили ее.
Раздается стук в дверь. Это Эндрю принес ей на завтрак уэвос ранчерос – яичницу по-мексикански – одно из блюд, которые Пэдди не согласился бы попробовать ни за какие коврижки.
– Спасибо, Эндрю, ты так добр, – благодарит она, беря у него поднос. Она искренне ему благодарна, но в голосе своем слышит натянутость, потому что ей пришлось собраться с силами, чтобы дать ему больше, больше, чем он заслуживает.
Он садится на край ее постели, такой славный, красивый. Когда он произносит ее имя, она чувствует, что сейчас что-то будет, и настораживается. С дрожью опускает салфетку, комкает ее в руках, потом накручивает на палец, стягивая белую плоть до синевы.
– Сегодня наше четырнадцатое утро вместе, – начинает он.
Она кивает.
– Ты понимаешь, что произойдет на пятнадцатое?
Она вытаращила глаза, боясь, как бы он не потребовал чего-то невозможного. Да, ей нравится, что он более раскован, чем Пэдди, но еще немного – и будет чересчур.
Он со смехом проводит костяшками пальцев по ее щеке.
– Чего ты так испугалась? Я хотел напомнить, что сегодня последний день, когда ты можешь вернуть меня за полное возмещение.
– Ах, это…
– Так что я собрал вещи. Я готов вернуться в случае чего. Смотря, каким будет твое решение. Но сначала как следует позавтракай. – Он грустно улыбается.
– Эндрю, здесь какая-то ошибка, я не хочу тебя возвращать.
– Не хочешь? – Он пристально глядит на нее.
– Разве тебе у меня не нравится?
– Конечно, нравится. Ты же сама видишь. – Она краснеет. Взяв ее за руки, он продолжает: – Но мы не идеальная пара, и я думаю, ты это понимаешь. Но, судя по твоим предыдущим отношениям, ты тянешь до последнего. Потому что тебе так удобнее, проще. Нет, не проще. И еще: если я тут задержусь, я начну обесцениваться.
Ей больно это слышать, но она знает, что он прав.
– Я не хочу обесцениваться, я хороший человек. Я хочу, чтобы меня ценили по достоинству.
Она согласно кивает. Они с Пэдди оба обесценились, оставаясь так долго вместе. Она берет руку Эндрю и целует костяшки его пальцев.
Эндрю относит свои вещи в багажник машины. Она готова второй раз вернуть мужа.
Через дорогу стоит Пэдди с секатором в руках и смотрит. Когда взгляды их встречаются – впервые за несколько месяцев, – сердце ее подскакивает, а желудок сводит судорогой. Она словно возвращается к жизни. Становится до боли жаль того, от чего отказалась, что сама выпустила из рук. С ним она чувствовала себя на месте, дома, по которому теперь остается только тосковать.
Эндрю замечает ее взгляд.
Выходит Барбара с чашкой кофе в руке. Ее длинные светлые волосы свободно лежат на плечах, бедро сверкает в разрезе летнего платья. Ей становится тошно.
– Знаешь, – говорит Эндрю, – ничего страшного, что ты передумала. Это не значит, что ты ошиблась, просто тебе стало одиноко. – Он улыбается.
Она садится в машину и включает двигатель.
Вернувшись с рынка, она оставляет машину в гараже и входит в пустой дом, где больше не чувствует себя дома. Стоит в прихожей, в своей опрятной, прибранной прихожей, потом поворачивается и выбегает из дома. Перебежав улицу, она колотит в дверь Барбары. Грудь ее ходит ходуном, в крови бурлит адреналин.
– Прости, что побеспокоила, но мне нужен Пэдди, – задыхаясь, объясняет она, – я хочу его вернуть.
– Извини, но он больше не твой муж, он мой.
– Он не мой и не твой, он Пэдди. Мне очень жаль, Барбара, что я вношу путаницу в твою жизнь, хотя я очень стараюсь никому вокруг не мешать, но я поняла, что ошиблась. Я скучаю по тебе, Пэдди, – кричит она в коридор, – я тебя люблю!
Появляется Пэдди. На лице его мягкая улыбка, которая постепенно растягивается и превращается в оскал от уха до уха.
– Ах, вот она, – говорит он, – мой рыцарь в блестящих доспехах.
– Я не знала, что тебя надо спасать, – справедливо обижается Барбара.
–
– Вот только ты мне не по карману, Пэдди, – говорит она, – я получила за тебя депозит, которого недостаточно, чтобы тебя купить. Я справлялась о твоей цене. Придется обращаться в банк за кредитом. А пока идем домой, Пэдди, хорошо?
Барбара, посторонившись, смотрит на него.
– Я, пожалуй, пойду, – говорит он.
Дома он вешает пиджак на спинку стула и оставляет чемодан в прихожей. Потом вдруг хватает ее в охапку, при этом едва не роняя на пол, и целует. Это как-то не вовремя, неожиданно, неловко, носы сталкиваются, зубы скрипят. Он наступает ей на ногу, шея болит, когда она тянется к нему.