Женщина, у которой выросли крылья (сборник)

– Ах, да это Боб Сандерсон, – узнает он, присмотревшись. – Он возьмет с них втридорога, а потом эту пристройку снесет первая же буря.

– Может, стоит их предупредить? – предлагает она, будто ей не все равно, но втайне даже радуется, что у соседей будут неприятности.

Супруги виновато переглядываются, но потом Тони хмыкает:

– Нам-то какое дело? – и возвращается за стол.

Завтрак продолжается в молчании. Тони раскрывает газету. Дети, скучая, утыкаются в телефоны.

Она снова смотрит в окно. Пусть коттедж пропал из виду – его не видно с этой точки, но ей хватает и картин в собственном воображении. Вот они там сидят, уютно устроились. Хозяйка целыми днями с мольбертом и красками, строит из себя художницу. Подумать только.

– Джейка взяли в команду по плаванию, – говорит Тина брату, не отрываясь от телефона, а мать сердито зыркает в ее сторону.

– Да знаю я, – вздыхает Терри, вмиг потеряв аппетит, и гоняет свои хлопья по тарелке, звеня ложкой. Вчера они вместе читали на доске объявлений список тех, кого приняли. Для Терри это стало ударом. – Наверное, он сейчас носится там вокруг дома в своих красных «Спидо», чтобы позлить меня.

– И правда? Вот интересно! – Тина относит свою тарелку к раковине и берет в руки бинокль.

– Ой!

– Что, так и есть? – Терри аж подскакивает.

– Какого черта машина Джейкоба Ковальски делает под окном Салли? – визжит Тина, пугая кота, который нежился на подоконнике в лучах солнца.

– Тина! – рявкнул на нее отец. – Ты что, с ума сошла?

– Извините, – бормочет Тина, опуская бинокль.

– Она неровно дышит к Джейкобу, – замечает мать, пока отец переваривает внезапное проявление подростковых чувств дочери.

– Этот Джейкоб наверняка придурок, – выносит вердикт Тони.

– Нет.

– Всем доброе утро! – На кухне появляется бабушка Табита в домашнем халате.

– Доброе, бабушка Тэбби. – Тина подходит и обнимает ее.

– Теща воскресла! А мы уж собрались вызывать катафалк, – восклицает Тони, а его жена закатывает глаза.

– Я проснулась еще в шесть часов, – возмущается Табита, – просто не хотела вам мешать. Сегодня, кстати, я собираюсь закончить работу в саду. Что вы думаете? Розовый куст еще надо обработать.

– Ты сделала это в понедельник.

– Но не до конца! – Она обводит взглядом мрачную компанию. – Что с вами такое сегодня утром? – Ворчание вместо ответа наводит ее на мысль. Она поворачивается, видит на окне бинокль. Ну конечно. Так она и думала. – Послушайте, прекратите заниматься ерундой. Что ты тут устроила! – обращается она к дочери. – Какой толк шпионить за соседями? Одно огорчение. Вы только делаете себе хуже, недооценивая себя и то, что у вас есть.

– Мы не шпионим, – защищается ее дочка, неловко ерзая на стуле. – Если они сами тычут нам в лицо свои пожитки, что мы должны делать?

Бабушка Тэбби хмурится. Вовсе нет, соседи за рекой ничего не выставляют напоказ.

– Вы должны благодарить судьбу за то, что у вас есть. Вы все вместе живете в таком чудесном доме. Нехорошо завидовать другим, тем более соседям. Зависть грызет вас изнутри, разрушает вашу жизнь, вызывает скандалы.

Они пристыженно опускают головы.

– Помяните мои слова: они сейчас сидят у себя дома и думают то же про вас. Трава всегда зеленее на другой стороне, – говорит она и берет с плиты чайник.

– У них трава зеленее, – надуто замечает Тина.

– Это пословица такая, детка, – смеется бабушка Тэбби.

– Нет, правда, разве вы не замечали? – Тина обводит всех взглядом. – У них трава зеленее.

Все, включая бабушку Тэбби, бросаются к окну. И вдруг это становится очевидным. И без бинокля видно, что трава вокруг их коттеджа свежее и сочнее, чем где-либо на горе.

Они выскакивают в сад.

– У нас, наверное, бывает больше солнца, – говорит Тони прищуриваясь. – И потому наша трава быстрее выгорает.

– Солнце восходит на востоке и заходит на западе, его у всех поровну, – возражает бабушка Тэбби сварливым, злобным тоном, будто сама не своя. – Я в саду каждый день, я поливаю его, пропалываю. Их трава не может быть зеленее, это невозможно!

И они начинают спорить и скандалить, и, разругавшись, под конец разбегаются в разные стороны, беря с собой свой гнев, зависть и злобу, и бесконечно сравнивают себя с каждым встречным и поперечным, меряются со всеми в мире, точно ходячие барометры.

Женщина на другой стороне Великой рифтовой долины замечает, как семья напротив, выскочив из дома на газон, по-видимому, начинает ругаться. Так оно и есть – ветер доносит до нее их рассерженные голоса.

Она ныряет за куст дрока, смотрит и слушает. Их искаженные злобой лица обращены в ее сторону. Кто-то стоит, подбоченясь, кто-то, приставив ладонь козырьком ко лбу от солнца. У нее чувство, что она играет с ними в прятки. Ее грудь возбужденно ходит ходуном, сердце стремительно бьется. Рукой в перчатке она зажимает себе рот, чтобы не захихикать. Вряд ли они услышат на другой стороне реки, но ей все равно страшно.