В мифах всех народов рождению героев-мужчин всегда предшествуют всяческие трудности, например длительное бесплодие, тайные сношения родителей, политические или общественные препятствия, угрозы и воздействие злых сил. Угрозы невидимых сил не прекращались и после рождения; чтобы их умилостивить, люди в древности исполняли различные обряды, например обрезание крайней плоти. Обрезание как ритуал инициации и приема новичка в племенное сообщество существовало у многих племен; у арабов мальчики восьми лет вводятся таким образом в мужской союз. По-арабски «хатан» значит жених, а «хатана» — обрезание. Как бы намекая на это. Сепфора. жена Моисея, назвала своего сына, которого она сама обрезала, когда он был уже взрослым и созрел для женитьбы, «кровавым женихом». Это свидетельствует о том, что и древнееврейские племена видели в обрезании ритуал инициации. Позднее, однако, оно было перенесено на восьмой день после рождения как акт «посвящения» и «освобождения».
При обрезании отрезается верхушка крайней плоти мужского члена. Греки, в отличие от азиатов, обрезания не знали. Познакомившись с нравами Азии, они с удивлением констатировали, что там этот обычай распространен. Они высмеивали варваров, «обрезанных», которым недоставало «кусочка мужского естества». «Обрезанные», в свою очередь, презирали греков, «не-обрезанных». как людей религиозно нечистых.
Восьмой день после рождения мальчика считался у греков и римлян таким же важным, как и у евреев. Совершался особый ритуал торжественного наречения[78]
. Имя считалось существенной составной частью индивидуума. У рабов не было своего личного имени[79]. Лишь получив имя, ребенок становился полноправным членом общества и оказывался под особым покровительством. Этот день был торжественным не только для мальчика, но и для его матери. Она теперь была уже не просто подчиненным существом, а матерью такого-то и такого-то, этим определялись уважение к ней и ее общественный статус.Укрепляло ли это событие и взаимную любовь супругов? Современная писательница Э. Альбертсен говорит об этом так: «Любовь — это не фейерверк, не полет космонавтов, она есть не что иное, как тоска по детям, по сыновьям, по всему этому проклятому восточному праху».
С. де Бовуар так отвечает на вопрос, может ли ребенок обеспечить женщине чувство истинной полноценности: «Если жена еще не представляет собой личности в полном смысле слова, она может ею стать, став матерью. Ребенок — не только ее отрада, но и ее оправдание. В нем она осуществляет себя. В нем институт брака получает свое оправдание и достигает своей цели».
Что дает мать ребенку? Она дает ему саму себя, частицу своей жизни, того, чем живет сама. И, отдавая, она ничего этого не теряет, напротив, все возвращается к ней, обогащает ее, усиливает в ней чувство жизни. Ребенок прибавляет ей самоуважения, уверенности, чувства полноты, ценности. Маленький человечек, которого она держит на руках, есть часть ее плоти и крови, он уязвим, требователен, ищет ее любви и тепла, это ее богатство, сокровище, но одновременно и тиран. Радость матери есть радость самоотвержения. Она готова защищать свое дитя и заботиться о его счастье. Это ее сын! Ее юный возлюбленный! Ее герой! Исполнение ее снов!
Материнская любовь
Мать для ребенка — это не просто тепло, питание, забота; это эйфорическая стадия удовлетворенности и защищенности. Она замечает малейшие физические изменения в младенце, его желания и потребности прежде, чем он сам их выразит. Она просыпается от малейшего плача ребенка, тогда как другие, более сильные звуки не могут ее разбудить. Образ матери — обычно первое, что запечатлевает новорожденный, этот образ сопровождает человека всю жизнь, и он же — последнее, что является умирающему. Так было раньше. так остается и теперь. Неудивительно, что мотив матери и ребенка оказывается первой темой в первобытном искусстве каменного века и получает все новое и новое воплощение.