Женщина в гриме

В Пальме все французские газеты, прибывшие накануне, были скуплены Ольгой перед самым носом у Эрика Летюийе, который сошел на берег чуть ли не под руку с ней при полнейшем безразличии окружающих: любовная хроника круиза обеспечивалась за счет Жюльена и Клариссы, причем их идиллия как-то разом отодвинула на второй план похождения Ольги и Дориаччи. Это не переставало раздражать Ольгу: от души радуясь тому, что Эрику брошен вызов, она все же предпочла бы, чтобы шепотки и разговоры за спиной касались ее, а не этой бедняжки Клариссы. Ольга продолжала называть ее «бедняжкой Клариссой», дабы иметь возможность жалеть ее по-прежнему, не завидовать ей. Ибо теперь чувство, которое вызывала Кларисса, а вместе с ней и Жюльен, представляло собой именно зависть.

Ольга вернулась на борт первой, бережно, можно даже сказать, благоговейно неся газеты под мышкой. За ней проследовал Эрик Летюийе, весьма довольный собой, а чуть позднее появился Жюльен Пейра, который провел вторую половину дня на переговорном пункте. Наконец, в восемь вечера пассажиры в полном составе собрались в баре на палубе, при этом все улыбались, словно прогулка по твердой земле сразу улучшила общее настроение. Исключение составлял только Андреа, сидевший с грустным выражением лица, потому что здесь не было Дивы, потому что она сошла на берег еще в середине дня, потому что она до сих пор не вернулась, а ведь до концерта оставалось всего два часа. Кроме того, обращал на себя внимание капитан Элледок, который пил пиво, с шумом опустошая кружку за кружкой под укоризненным взглядом бармена, привыкшего обслуживать капитана в его каюте, где его шумные придыхания в гораздо меньшей степени влияли на общую атмосферу.

В оправдание капитана следует сказать, что он был совершенно выбит из колеи случившейся за день до этого дракой. Несмотря на свое мощное телосложение и диктаторские замашки, Элледок вовсе не был воинственной личностью. Он вовсе не был одним из тех могучих моряков, у которых всегда кулаки наготове, которые, как в романах Джека Лондона, валят, как дубы, всех подряд направо и налево после сотни апперкотов и двадцати бутылок: как раз наоборот! За всю свою долгую, но совсем не бурную карьеру капитан Элледок участвовал только в двух схватках, причем оба раза защищался, обозванный дураком набитым, тюфяком, рогоносцем и трусом, он не имел другого выхода, как только кинуться на своего обидчика, дабы не подвергаться насмешкам своего экипажа. Более того, в обоих случаях его буквально разделали под орех люди значительно меньше его ростом: квартирмейстер-ирландец и повар-китаец. Эти двое какими-то тремя движениями отправили Элледока в нокаут, оставив его самого, его фуражку, его авторитет валяться между табуретами. Быстрота действий и яростный характер схватки Жюльен – Эрик заставили капитана восхищаться обоими, тогда как до сих пор он относился и к тому и к другому с презрением, окрашенным некоторой снисходительностью по отношению к Жюльену, укротителю злобных собак и светских женщин, но не к Эрику, журналюге, работающему на коммунистов. Однако на это восхищение накладывался страх за последствия столь серьезного инцидента. Пребывание одного из участников драки в медпункте и сплетни относительно счастья, выпавшего на долю другого, лишь усилили паническое настроение капитана. Ему уже виделись собравшиеся на залитой кровью палубе все четверо братьев Поттэн, комиссар каннской полиции, а то и министр внутренних дел, которым он в слезах дает показания и кается в том, что оказался не в состоянии поддержать порядок на борту в соответствии с инструкцией. Вот почему все утро и весь день капитан прохаживался с озабоченным видом и в конце концов в очередной раз обратился к Чарли, и тот, вникнув в суть проблемы, дал толковый совет. Капитану следовало лично, с оливковой ветвью, подобно голубю мира, посетить обе воюющие стороны и вырвать у каждой из них обещание жить в мире. Капитан начал с Жюльена Пейра, чей Марке, о котором на борту говорили все, стал предлогом визита.

– Хорошая штука… Мило… – пробормотал Элледок под видом комментария, как только очутился в каюте Жюльена перед снежным пейзажем.

– Вам нравится? – спросил Жюльен Пейра, глядя куда-то в сторону, однако с приветливой улыбкой на лице.

Элледок вновь пробормотал: «Хорошая штука… Хорошая штука…», правда, на сей раз с раздражением. Он все еще не решался приступить к делу. Своего рода мужская стыдливость удерживала его от того, чтобы требовать у взрослого человека, у мужчины моложе его максимум на пятнадцать лет, обещание не молотить кулаками другого типа того же возраста (как будто эти двое были мальчишками из одной школы, а он – главным надзирателем). Элледок тщательно высморкался и, изучив собственный платок, сложил его и убрал в карман, к величайшему облегчению Жюльена.

– Вы и этот тип из «Форума»… – начал Элледок, – нелегко пришлось, верно?.. Раз-два… – продолжал капитан и с силой ударил себя кулаком по руке, чтобы проиллюстрировать и прояснить свои рассуждения.