Женщина в море

Я завожусь и не намерен сдерживаться. Но Людмила берет мою руку в свою и сжимает ее крепко, даже очень крепко, и я теряюсь перед такими приемами, то есть не могу вырвать руки, это будет откровенной грубостью, а позволяя ей эту подозрительную нежность, я как бы оказываюсь в роли обиженного, но сговорчивого соучастника. Только сейчас начинаю догадываться, как она опасна, эта рано созревшая девица, как необъятен и непредсказуем арсенал ее воздействия. Еще чуть-чуть — и запахнет серой.

— Ну, пожалуйста, поймите меня, вы же умный, это же так просто понять! У нас не было другого выхода. Без третьего человека все пролетало мимо. Это был единственный шанс на всю жизнь. И снова вам говорю, я знала, что с вами ничего не случится, я это поняла, когда вы меня второй раз с лодки скинули, когда руку мою перехватили и скинули. И вообще, о чем мы говорим? Ведь если все получилось, как я была уверена, значит, я права. Ну, допустите просто, что я угадала в вас что-то, что вы сами о себе не знаете!

Это точно! Она угадала, что я олух!

— Вы говорите, что он там хрипел? Может, я что повредил ему?

Это я говорю, чтобы собраться с мыслями, ведь должен же я сказать им что-то принципиальное, чтобы выкарабкаться из роли соучастника или, хуже того, марионетки…

Валера опять смеется своим беззаботным смехом, который раздражает меня и обезоруживает.

— Такого амбала только самосвалом повредить можно, и вообще за него не переживайте, это он весной пристукнул администратора из «Ривьеры», так что по нем «вышка» давно плачет.

В хорошенькую компанию я попал!

— Вы хотите сбежать, как я понял, но этим вы себя выдадите, вас могут искать, и милиция в том числе.

Они переглядываются. Валера слегка хмурится. Людмила же снова берет меня за руку, которую я только что очень деликатно высвободил.

— Вы даже не представляете, как я вам верю, может быть, и не надо вам всего знать, но вот не могу не сказать, только вы не волнуйтесь и постарайтесь понять нас, я считаю, что любого человека можно понять, если захотеть, а мне, понимаете, очень нужно, не знаю, зачем, но очень нужно, чтобы вы меня поняли. Может, я немножечко влюбилась в вас? Меня ведь еще никто не выкидывал за борт…

Ухмыляется. А я перестаю понимать оттенки ее голоса, потому что все время слежу за этими оттенками, как следил бы за острием рапиры противника в поединке.

— Дело в том, что мы с Валеркой… с вашей помощью… мы грабанули кассу мафии, не главную, конечно, а так называемую «оборотную». Это не рубли. Мы обманули вас. Это валюта, хотя рубли там тоже оказались. Касса мафии — вы понимаете, что это значит?!

Почему-то очень крепко сжимает мне руку, но я уже, не церемонясь, высвобождаю. Почти рефлекс: если жмет, значит, меня ждет еще сюрприз.

— Куда бы мы ни убежали, понимаете, они найдут нас. Именно с помощью милиции. Наша страна только на карте очень большая, а на самом деле она вся в кулаке. Это кулак большой, а страна маленькая.

— Но вы же бежите… И эти дурацкие парики…

Она говорит, паузами разделяя каждое слово. Ее глаза совсем рядом, я даже вижу, где к со русалочьим бровям пристроился карандаш и, конечно, попортил их, изменив и цвет, и линию.

— Завтра мы с Валеркой будем в Батуми, а послезавтра в Турции. Видимо, она производит именно тот эффект, на который рассчитывала, и теперь с откровенным любопытством ожидает моей реакции. А я и вправду потерял дар речи.

— А что, — бормочу, — это так просто? Раз — и в Турцию?

— Непросто. Но послезавтра мы там будем.

Странно, тон ее голоса не оставляет во мне сомнения относительно того, что послезавтра они там будут, в Турции! Что-то очень похожее на уважение возникает во мне, это же не шуточки — уйти за границу. Появись у меня подобное намерение, разве смог бы я его осуществить, несмотря на весь мой жизненный опыт… Впрочем, про опыт не надо… Передо мной не дети, а взрослые решительные люди, которые имеют серьезные планы и умеют их осуществлять и использовать в своих целях людей, прямо противоположных по жизненным установкам. Это я о себе. Испытываю потребность как-то особо подчеркнуть для самого себя ту самую противоположность, хотя, кажется, именно она причина того странного положения, в котором нахожусь.

— Ну, а понятие Родины, — бормочу неуверенно, — это у вас никак?..

— Родина! — восклицает Людмила удивленно. — Моя Родина вот!

Опускает стекло и выбрасывает руку к морю.

— Я помню себя четырех лет и помню себя в море. Вот это и есть моя Родина. И уж, будьте уверены, жить дальше километра от моря я не буду…

— Я же не это имею в виду. Вы понимаете…

— Да понимаю, — отмахивается Людмила. Поднимает стекло, стряхивает капли дождя с рукава.

Валера отвернулся от нас, сидит вполуоборот, постукивая пальцем но баранке. Я вижу его профиль, а хотел бы видеть глаза.