Женщина в общественных движениях России

Неоднократно дѣлались попытки – не развѣнчать «Русскихъ женщинъ»: это-то невозможно! – но ослабить политическое значеніе ихъ подвига, отрицать возможность въ нихъ гражданскаго самосознанія и, слѣдовательно, пониманія той общественной службы, которую онѣ сослужили. Дѣло сводилось къ семейнымъ привязанностяыъ и добродѣтелямъ, къ порыву молодой влюбленности, – словомъ, къ преданіямъ XVIII вѣка о Натальѣ Шереметевой и Иванѣ Долгорукомъ или къ роману «Капитанской Дочки». Но теперь, послѣ опубликованія въ 1904 году подлиныыхъ записокъ М. Н. Волконской, всѣ подобеня сомнѣнія должны умолкнуть. Я самъ еще недавно, въ одной своей статьѣ о декабристахъ[3], заподозрилъ было аффектацію 60-хъ годовъ въ знаменитыхъ некрасовскихъ стихахъ о Волконской, будто она, въ каторжномъ рудникѣ, -

Прежде чѣмъ мужа обнять,
Къ оковамъ его приложилась.

«Записки M. Н. Волконской», однако, подверждаютъ эту романтическую подробность свиданія, и я, читая ихъ, испыталъ восторгъ Ѳомы – рѣдкій восторгъ быть пристыженнымъ въ своемъ недовѣріи по разсудку къ тому, чему слѣдовало вѣрить сердцемъ. Нѣтъ, жены декабристовъ ушли въ Сибирь не только за мужьями своими, онѣ ушли и за дѣломъ мужей! Онѣ не только честныя, любящія, преданныя супруги: онѣ – единомышленницы и нравственныя сообщницы.

И потому-то напрасно искать имъ параллелей въ XVIII вѣкѣ. Онѣ всецѣло принадлежатъ ХІХ-му. Онѣ, какъ и мужья ихъ, дѣти великой французской революціи и Наполеоновой грозы. Ta Наталья Долгорукая, съ которою сравниваютъ декабристовъ, еще старопокройная, полудикая «боярышня», прекрасная глубиною природнаго чувства, но чуждая культурнаго самоотчета. Декабристки – уже «барышни» въ той идеалистической послѣреволюціонной метаморфозѣ, какъ для Франціи подмѣтилъ Реми де Гурмонъ. И въ высшей степени любопытво и характерно въ первомъ общественномъ движеніи – протестѣ русскихъ женщинъ, что къ нимъ примкнула и настоящая французская «барышня» – Эмилія Ледантю, послѣдовавшая въ Сибирь за женихомъ своимъ – Ивашевымъ и обвѣнчанная съ нимъ въ каторжной тюрьмѣ. Быстрое увяданіе этого прекраснаго южнаго цвѣтка въ нерчинскихъ морозахъ – одинъ изъ самыхъ трогательныхъ эпизодовъ въ трагедіи декабристовъ. Другая французская барышня, гувернантка князей Трубецкихъ, бросила горькій укоръ спрятавшемуся диктатору неудачной революціи:

– Постыдитесь, вы дома, когда ваши друзья умираютъ на площади, подъ картечью!

Трубецкой схватилъ фуражку и убѣжалъ, чтобы спрятаться въ другомъ мѣстѣ, гдѣ нѣтъ обличающихъ француженокъ.

Слово «барышня» такъ плачевно опошлилось на Руси, что предъ современною публикою иочти неловко примѣнять его къ такимъ національиымъ святынямъ, какъ жеыы декабристовъ. Помяловскій и Писаревъ добили общественную репутацію «барышни» презрительнымъ эпитетомъ «кисейная», и развитыя русскія дѣвушки открещиваются отъ титула «барышни», какъ отъ злѣйшей обиды. Что дѣлать? Непрочны и недолговѣчны культурныя клички и опредѣленія! Вѣдь, напримѣръ, и назвать кого-нибудь сейчасъ «либераломъ» уже далеко не значитъ польстить, a «патріотъ» сталъ и вовсе оскорбительною бранью. Но совершенно несомѣнно, что было время – и долгое! – когда «барышня» была наверху жидкаго культурнаго слоя Россіи, и, наряду съ «барышнями», которыя били по щекамъ своихъ крѣпостныхъ горничныхъ, существовала другая, гораздо болѣе интересная и благородная порода ихъ, которой вліяніе на русскій прогрессъ можно измѣрить уже признаніемъ Пушкина и князя Вяземскаго:

– Это – наша настоящая публика!

Барышня – Наталья Николаевна Гончарова, загубившая жизнь Пушкина, барышая – жена Огарева, употреблявшая всю свою холодную и злую энергію чтобы, разссорить мужа съ Герценомъ, но барышни же и Наталья Александровна Герценъ, и Татьяна Пассекъ, и «черноокая» Росетти, и Левашева, которую Герценъ описалъ съ такою трагическою простотою y гроба Вадима Пассека.

IV