Женщина в окне

Эд снова умолкает. Потом спрашивает:

– Так по чему же именно ты скучаешь?

Я такого не ожидала.

– Я скучаю… – начинаю я, надеясь, что фраза завершится сама собой.

И слова вырываются из меня стремительным потоком, готовым прорвать плотину.

– Скучаю по тому, как ты катаешь шары, – произношу я первые пришедшие на ум идиотские слова. – Скучаю по тому, как ты неправильно завязываешь булинь. Скучаю по твоим порезам от бритвы. По твоим бровям.

Пока говорю, я ловлю себя на том, что поднимаюсь по лестнице, прохожу площадку и оказываюсь в спальне.

– Я скучаю по твоим ботинкам. Скучаю по тому, как ты утром просишь сварить тебе кофе. Скучаю по тому случаю, когда ты намазался моей тушью для ресниц, и все заметили. Скучаю по тому разу, когда ты попросил меня что-то зашить. Скучаю по тому, как ты вежлив с официантами.

Сейчас я в своей кровати – нашей кровати.

– Я скучаю по твоему омлету. – Пусть это всего-навсего глазунья. – Скучаю по твоим сказкам на ночь. – Героиня отвергает принца, на первом месте у нее защита диссертации. – Скучаю по твоей пародии на Николаса Кейджа.

Я ловлю себя на том, что заливаюсь слезами.

– Мне не хватает твоих глупых-преглупых шуток. Я скучаю по тому, как ты ломаешь шоколадку, вместо того чтобы откусить от этой гребаной плитки.

– Следи за языком.

– Прости.

– К тому же так вкуснее.

– Мне не хватает твоей души, – говорю я.

Пауза.

– Я так по тебе скучаю.

Пауза.

– Я так вас люблю. – У меня прерывается дыхание. – Вас обоих.

Здесь нет никакой модели, – по крайней мере, я ее не вижу, а меня учили распознавать модели. Просто я по нему скучаю. Скучаю и люблю. Люблю их.

Следует молчание, долгое и глубокое. Я шумно дышу.

– Но, Анна, – ласково произносит Эд, – если…

Какой-то звук снизу.

Приглушенный грохот. Возможно, осадка дома.

– Подожди, – прошу я Эда.

Потом четко различаю чей-то сухой кашель, бормотание.

Кто-то в моей кухне.

– Мне пора идти, – говорю я Эду.

– Что…

Но я уже крадусь к двери, зажав в руке телефон. Пальцы мечутся по экрану, набирают 911, и большой палец нацеливается на клавишу вызова. Помню последний раз, когда туда звонила. По сути дела, я обращалась в службу спасения не единожды. Или пыталась обратиться. На этот раз кто-нибудь да ответит.

Я шагаю вниз по лестнице, скользя ладонью по перилам. Почти не вижу ступеней в темноте.

Заворачиваю за угол, здесь лестничный пролет освещен. Крадусь в кухню. Телефон дрожит в руке.

Около посудомоечной машины стоит мужчина, повернувшись ко мне широкой спиной.

Он оборачивается. Я нажимаю на клавишу вызова.

Глава 22

– Привет, – говорит Дэвид.

Твою мать! Я перевожу дух, быстро отменяю вызов. Засовываю телефон в карман.

– Извините, – добавляет он. – Я звонил в дверь около получаса назад, но, наверное, вы спали.

– Вероятно, была в душе, – отвечаю я.

Он не реагирует. Возможно, ему за меня неловко – у меня на волосах ни капли влаги.

– Поэтому я вошел через цокольный этаж. Ничего?

– Конечно ничего, – говорю я. – Милости прошу в любое время. – Я подхожу к раковине, наливаю стакан воды. Нервы у меня на пределе. – Зачем я вам понадобилась?

– Ищу «Икс-Акто».

– «Икс-Акто»?

– Нож такой специальный, от «Икс-Акто».

– Вроде резака для коробок?

– Точно. Я смотрел под раковиной и в ящике около телефона. Кстати, ваш телефон не подключен. Думаю, он умер.

Не помню даже, когда я в последний раз пользовалась проводным телефоном.

– Наверняка.

– Может быть, хотите его подключить?

«Не нужно», – думаю я. Возвращаюсь на лестницу.

– Там наверху, в кладовке, есть резак для коробок, – говорю я, и Дэвид идет за мной следом.

На площадке я поворачиваюсь и открываю дверь кладовки, которая находится на длинном узком чердаке. Внутри темно, хоть глаз выколи. Я дергаю за шнурок, вспыхивает голая лампочка. В дальнем конце свалены сложенные шезлонги, на полу, как цветочные горшки, стоят банки с краской и, невероятно, рулоны тисненых обоев с пастушками и аристократами. На полке нетронутый ящик с инструментами Эда. «Что ж, я не умелец, – говаривал он. – С такой фигурой, как у меня, это необязательно».

Я открываю ящик, роюсь в нем.

– Вот. – Дэвид указывает на серебристый пластиковый чехол, из которого высовывается лезвие, и я хватаюсь за него. – Аккуратнее.

– Я вас не порежу.

Я осторожно подаю ему нож, направив лезвие к себе.

– Я о вас беспокоюсь, – фыркает он.

До чего же приятно это слышать!

– Зачем вам этот нож?

Я снова дергаю за шнурок, и падает тьма. Дэвид не двигается.

Пока мы стоим в темноте – я в халате, мой съемщик с ножом, – до меня доходит, что так близко от него я еще не была. Он может меня поцеловать. Он может меня убить.

– Соседский мужик попросил меня помочь. Надо открыть коробки и убрать всякий хлам.

– Какой соседский мужик?

– Он живет в доме через сквер. Рассел.

Дэвид выходит и направляется к лестнице.

– Как он вас нашел? – спрашиваю я, следуя за ним.

– Я развесил флаеры. Он увидел один в кафе или где-нибудь еще. – Повернувшись, Дэвид смотрит на меня. – Вы его знаете?

– Нет, – отвечаю я. – Он вчера заскочил ко мне, вот и все.

Мы снова в кухне.

– Ему надо распаковать коробки и собрать кое-какую мебель в цокольном этаже. Вернусь после обеда.