Женщина в озере

— Вы верите в это, потому что хотите, чтобы это было правдой. И все-таки вполне возможно, что она совершила самоубийство, а все ложные маневры были предприняты лишь для того, чтобы покрыть игорный клуб Конди и избежать официального вызова Элмора в суд.

— Абсурд, — резко сказал Грейсон. — Он ее безусловно убил. Она лежала в постели и спала.

— Вы не можете этого знать. Может быть, она сама приняла снотворное, но оно подействовало ненадолго. Она могла проснуться среди ночи, посмотреться в зеркало, а в таких случаях на нас из зеркала смотрит сам черт. Такие вещи случаются.

— Полагаю, мы уделили вам достаточно времени, — сказал Грейсон.

Я встал и поблагодарил их обоих. У двери я спросил:

— Вам не довелось ничего больше слышать после того как Талли был арестован?

— Довелось. Я говорил с районным прокурором, — ворчливо ответил Грейсон. — Без всякого результата. Он не видел никаких оснований для возобновления следствия. Наркотики его не интересовали. Но игорный дом Конди был через месяц закрыт. Возможно, это явилось результатом моего обращения к нему.

— Ну, скорей всего это сделала полиция Бэй-Сити, чтобы продемонстрировать видимость деятельности, которая на самом деле никому не могла повредить. Уверен, что игорный дом Конди тотчас же открылся в другом месте. В том же оформлении.

Я снова повернулся к двери, на этот раз Грейсон поднялся с кресла и последовал за мной. Его желтое лицо немного покраснело.

— Я не хотел быть невежливым, — сказал он. — Конечно, это нехорошо, что Летти и я постоянно продолжаем об этом думать, и с такой горечью.

— Вы проявили по отношению ко мне много терпения, — сказал я. — Был в этом деле замешан еще кто-нибудь, чье имя не было нами произнесено?

Он отрицательно покачал головой и посмотрел на жену. Ее руки неподвижно держали очередной носок, надетый на деревянный грибок, голова была слегка наклонена. Казалось, она к чему-то прислушивается, но не к нашему разговору.

— Насколько я понял, в ту ночь медсестра доктора Элмора уложила вашу дочь в постель. Это была та же женщина, с которой у него была связь?

Миссис Грейсон резко сказала:

— Постойте. Мы сами никогда не видели ее. У нее было какое-то красивое имя. Подождите минутку… я сейчас вспомню.

Мы ждали.

— Милдред, а фамилию забыла, — сказала она, поджав губы.

Я глубоко вздохнул.

— Может быть, Милдред Хэвиленд, миссис Грейсон?

Она облегченно улыбнулась и кивнула:

— Конечно. Милдред Хэвиленд. Ты помнишь, Эустас?

Он не помнил. У него было выражение лица, как у лошади, которая попала в чужое стойло. Он открыл мне дверь.

— А какое это имеет отношение к делу?

— Вы сказали, Талли был тихий и скромный? — продолжал сверлить я. — Его никак нельзя было спутать с громкоголосым верзилой?

— О, нет! Безусловно, нет! — сказала миссис Грейсон. — Мистер Талли ниже среднего роста, средних лет, с каштановыми волосами и очень спокойным голосом. Он всегда выглядит немного… да, немного озабоченным. Я имею в виду не только его неприятности, но вообще, всегда.

— Для этого у него было множество причин, — сказал я.

Грейсон протянул мне свою костлявую руку. Ощущение было такое, словно я пожал вешалку для полотенец.

— Если вам удастся пригвоздить негодяя, — сказал он, и его губы судорожно сжались вокруг мундштука трубки, — тогда можете прийти и подать счет. Мы заплатим. Я имею в виду, конечно, Элмора.

Я ответил, что понял, кого он имеет в виду. А о счете не может быть и речи.

Я прошел через тихую лестничную клетку. Лифт тоже был обит внутри красным плюшем. В нем держался какой-то застарелый запах, словно три вдовы совместно пили там чай.

Глава 24

Дом на Уэстмор-стрит оказался маленьким дощатым строением, примостившимся позади большого здания. На домике не было номера, зато на основном здании висела освещаемая лампочкой эмалевая табличка: 1618. Вдоль боковой стены в глубь двора вела узкая дорожка. На маленькой террасе стоял один единственный стул. Я нажал кнопку звонка.

Звонок зазвонил тут же, за дверью. В двери было небольшое забранное проволочной сеткой оконце, свет в доме не горел. Из темноты заплаканный женский голос спросил:

— Чего надо?

Я сказал в темноту:

— Мистер Талли дома?

Голос ответил резко:

— Кто его спрашивает?

— Друг.

Женщина в темном доме издала тихий звук, который, видимо, должен был изображать смешок. Может быть, она просто откашлялась?

— Допустим, — сказала она. — И сколько это будет стоить?

— На этот раз нисколько, миссис Талли, — ответил я. — Я предполагаю, вы — миссис Талли?

— Ах, оставили бы вы меня в покое! — произнес тот же голос. — Мистера Талли здесь нет. И не было. И не будет!

Я прижался носом к оконцу и попытался заглянуть внутрь. Неясно виднелась какая-то мебель. В той стороне, откуда доносился голос, угадывалась кушетка, на которой лежала женщина. Казалось, она лежала на спине и смотрела в потолок. И не шевелилась.

— Я больна, — сказал голос. — У меня было много горя. Уходите, оставьте меня в покое.

Я сказал:

— Ваш адрес мне сообщили Грейсоны, я сейчас прямо от них.

Возникла небольшая пауза. Потом послышался вздох.

— Никогда о таких не слышала.