Женщина в озере

— Нет, — сказал я. — Не больше, чем вы. Вы знали точно, так точно, как только можно было знать, что Флоренс Элмор не встала с кровати и не пошла в гараж. Вы знали, что ее туда отнесли. Вы знали, что именно по этой причине Талли украл одну ее туфлю. Новую туфлю, подошва которой никогда не ступала на бетон. Вы знали, что Элмор сделал своей жене в игорном доме Конди инъекцию морфия, не слишком большую дозу, такую, как было нужно. В этих делах он разбирается не хуже, чем вы в задержании каких-нибудь бродяг, не имеющих денег на оплату места в ночлежке. Вы знали, что Элмор не убил свою жену этой инъекцией. Если бы он действительно решил убить ее, то морфий — это последнее средство, к которому он бы прибегнул. Вы знали также, что это сделал кто-то другой, а Элмор потом отнес ее в гараж и положил под машину, практически еще живую, еще достаточно живую, чтобы надышаться окисью углерода, но, с медицинской точки зрения, уже мертвую, как если бы она уже перестала дышать. Все это вы знали, Дегамо. Дегамо спросил тихим голосом:

— Дружок, как это вам удалось так долго прожить на свете?

— Удалось, — ответил я, — потому что я залетаю не во все ловушки и, кроме того, не испытываю страха перед профессиональными убийцами. Только мерзавец мог сделать то, что сделал доктор Элмор, только мерзавец, живущий в постоянном смертельном страхе. Потому что у него на совести делишки, которые боятся дневного света. С технической точки зрения, он может быть также виновен в убийстве. Я полагаю, что этот вопрос еще неясен. По крайней мере, ему было бы чертовски трудно доказать, что ее оглушение и отравление уже исключали возможность спасения. Но если задать вопрос: кто же практически убил Флоренс Элмор, то вы сами точно знаете — это сделала Милдред.

Дегамо засмеялся. Это был какой-то зазубренный, отвратительный смех, лишенный не только веселости, но и вообще всякого смысла.

Дорога шла в гору. Было довольно прохладно, но Дегамо потел. Он не мог снять пиджак, потому что под мышкой у него была кобура с револьвером. Я сказал:

— Милдред Хэвиленд находилась в связи с доктором Элмором, и его жена знала об этом. Она пригрозила мужу. Я узнал об этом от ее родителей. Милдред Хэвиленд разбиралась в морфии, знала где его взять и сколько его потребуется. Она оставалась одна с Флоренс Элмор после того как уложила ее в постель. У нее была самая благоприятная возможность наполнить шприц четырьмя или пятью граммами и сделать этой женщине, находившейся без сознания, укол в то же самое место, куда перед этим сделал инъекцию Элмор. Женщина должна была умереть, возможно, еще до возвращения доктора Элмора. Потом пусть он сам выпутывается, как сможет. Никому и в голову не пришло бы, что женщину убил кто-то другой, все считали бы, что его инъекция была смертельной. Понять правду мог бы только тот, кто знал все обстоятельства и взаимоотношения. Например, вы, Дегамо. Вы должны были быть еще большим дураком, чем я вас считаю, если бы вы ничего не знали! Вы взяли свою жену под защиту, потому что вы все еще ее любили. Вы так ее запугали, что она убежала из города, убежала от вас, от опасности разоблачения, но вы все покрыли, вы защитили ее. Пусть убийство остается убийством! Вот до чего довела вас Милдред Хэвиленд! Почему вы ездили в горы и искали ее?

— А откуда я мог знать, где ее искать? — спросил он резко. — Вам, наверное, не составит труда ответить на этот вопрос?

— Ни малейшего, — сказал я. — Она была по горло сыта Биллом Чессом, с его постоянным пьянством и приступами бешенства. Но для того чтобы уехать, ей нужны были деньги. Она чувствовала себя теперь в безопасности. К тому же у нее в руках было средство, которое, она была уверена, подействует на доктора Элмора. Она написала ему и потребовала денег. Он послал вас, чтобы вы с ней поговорили. Она не сообщила Элмору своего нового имени и своего адреса. Деньги он должен был послать до востребования в Пума Пойнт, на имя Милдред Хэвиленд. Ей оставалось только получить их на почтамте. Но она их не получила. А в вашем распоряжении не было ничего, кроме старой фотографии и ваших плохих манер, а с этим вам там ничего не удалось добиться.

Дегамо резко спросил:

— Кто вам сказал, что она пыталась шантажировать Элмора?

— Никто. Мне не хватало звена в цепи. Если бы Лэвери или миссис Кингсли знали, кто скрывается под именем Мюриэль Чесс, и выдали бы ее, то и вы нашли бы ее. Но вы не знали ее нового имени. Поэтому выдать ее убежище мог только один человек, а именно, она сама. Отсюда я заключил, что она писала доктору Элмору.

— Ну ладно, — сказал он. — Оставим эту тему. Она теперь потеряла всякое значение. А если я и сел в лужу, то это мое дело. Повторись такие же обстоятельства, — я бы сделал то же самое.

— Ладно, — сказал я. — Я и не собираюсь никому приставлять пистолет к груди, в том числе и вам. Я рассказываю вам это главным образом для того, чтобы вы не вздумали обвинить Кингсли в убийстве, которого он не совершал. Достаточно, если он совершил и одно из них.

— И поэтому вы мне все это рассказали?

— Вот именно.