Женщина в зеленом дождевике

— Тулай, тулай [неприятности (бурят.)], - быстро выпалила Ленка.

Рок с серьезным выражением лица покосился на Битуева.

— Аляа хун арбан зоболонтай, холшар хун хоин зоболонтай [у озорного человека десять мучений, а у проказника — двадцать], - прибавила девочка.

— Она сказала, что у вас, товарищ первый штурман, будут неприятности, перевел Битуев.

— Хитришь, Битуев! — рассердился Рок. — Вам с Игнатьевым я объявляю по выговору!

Он повернулся и вышел из салона.

Пребывание Ленки и Васи на пароходе стало забавой для команды. Утром, взяв плоты, пароход поплыл в Клюевку. Скоро он опять попал в непроглядный туман. Чтобы держаться курса, капитан тщательно сверял компас с картой. По сводкам метеобюро, которые давались в радиограммах, ожидался северо-западный ветер. Однако уже девятый час судно шло в густом молоке. Потом туман вдруг рассеялся, открылся восточный горбатый, темнеющий лесом берег. Вместо северо-западного ветра, предсказанного метеосводкой, подул юго-восточный, он усиливался, подымал волну и скоро достиг пяти баллов. Качка судна мутила молодых матросов. Рок приказал Редькину наблюдать за детьми.

Васю уложили в постель, а Ленка сидела за столом.

Винты работали вовсю, чтобы только удерживать пароход против встречной волны и ветра. Огромные губастые водяные валы нескончаемыми рядами шли на абордаж корабля, ударялись в нос судна, раскалывались и раскачивали его. Ветер дул точно навстречу. Идти вдоль берега, как намечал Рок, стало невозможно. Переждать непогоду тоже негде: отстойный пункт только впереди.

Так прошла ночь. Утром, когда стало светать и слева по борту обозначились контуры мыса Голого, возле которого находились с вечера, все ахали от удивления: пароход, работая винтом всю ночь, не сошел с места ни на полмили.

Измученный штормовой качкой, Вася уже не подымался с постели. О состоянии здоровья мальчика дали радиограмму: «Нужен врач». Порт ответил: «Ветер убавляется, скоро к «Дзержинскому» подойдет пароход «Воронин», на борту которого есть медик».

Качка судна заметно уменьшилась. У корабля появился ход, он двинулся вперед. Стоявшие на палубе матросы заметили, что оборвался трос и шесть из тринадцати сигар леса унесло в море.

— Лево руля! — скомандовал первый штурман: он хотел тотчас поймать сигары леса. Это надо было сделать немедленно, иначе лес через три-четыре часа волны перебросят к берегу и плоты разобьются о скалы, древесину разбросает, как спички. Шесть сигар — три тысячи двести кубометров леса!

Пароход накренился на один бок, стараясь выдержать боковые толчки, развернуться. Тяжелая глыба воды с разбегу ударила в широкий борт судна, и оно, ушибленное, качнулось громоздким телом, содрогнулось, едва не зачерпнув воды. В каютах зазвенела разбитая посуда, упали стулья. Редькин успокаивал Ленку и Васю. Команда выполняла приказ Рока четко, но корабль пришлось вернуть на прежний курс.

В порт Байкал полетела с «Дзержинского» новая радиограмма: «Оборвалось шесть сигар, отправьте на поимку срочно любой пароход».

Пароход «Воронин» находился в таком же трудном положении, как и «Дзержинский», но его более опытный капитан принял решение провести корабль в бухту Ая, там оставить свои плоты леса, чтобы налегке гнаться за уносимыми волнами плетями древесины, оторвавшимися у «Дзержинского». Он умело прогнал в узкий скалистый проход свое судно. Редко кто из капитанов отваживался в шторм пробираться в эту бухту! Когда команда «Воронина» подводила плоты к «Дзержинскому», стоявшему в ожидании на якоре, недалеко от рейда в Бугульдейке, туда из бухты Ая приплыл катер «Спасательный». Врач велел взять детей на катер. Они были доставлены в поселковую больницу.

Через неделю Ленку и Васю на катере привезли в Слюдянку.

РАССЛЕДОВАНИЕ НАЧИНАЕТСЯ

О побеге из дому, о необыкновенном походе через тайгу и море в сказочный Усть-Баргузин Елены Култуковой и Васи Лемешева я узнал поздней осенью. Давно уже шли занятия в школе. Улицы и крыши домов побелели от снега. Байкал еще не замерз, но на берегах громоздились глыбы льда. Наша редакция газеты располагалась в трех комнатах деревянного двухэтажного барака, половину которого занимали службы райисполкома, цехи типографии. Проходя через центр города, возле Дома культуры на площади я встретил капитана милиции, веселого чернявого Тория Цыганкова. Он мимоходом подосадовал на учителей, которые ходатайствуют о возвращении какой-то девочки в детскую колонию.

— А родители как же? — спросил я.

— Отчим и мачеха пожилые. — Торий ссутулился, потряс старчески головой, передразнивая кого-то, и опять, браво расправив грудь, засмеялся. Хочешь, дам полистать дело о ребячьем бродяжничестве?