Читаем Женщина в зеркале полностью

Вечером того дня взволнованный Брендор изменил своему скудному рациону: несмотря на свой обет бедности и воздержания, он зашел на постоялый двор, чтобы полакомиться рагу и выпить ободряющей жидкости. Ему необходимо было снова войти в мир людей — такой, в каком он жил до своего призвания свыше, мир, наполненный запахами, гамом, винными парами, сальными колкими шутками. Что его так взволновало? Не то, что он понимал, а то, чего он не понял: что-то в стихах Анны от него ускользало. Облокотившись на липкий стол, попивая мутное, сваренное с хмелем пиво, которое начало вытеснять привычный напиток из перебродившего ячменя, он читал и перечитывал стихотворение. Он так долго в него вникал, что теперь знал его наизусть.

— Ну что, монах, видать, о чем-то задумался?

Хозяйка, пышная краснощекая фламандка, желая с кем-нибудь поговорить, обратилась к нему.

— Учил стихотворение.

— Прочти его мне! — воскликнула она. — Я помешана на стихах. Не часто здесь такое услышишь.

Брендор молодцевато выпрямился:

— Я сделаю больше: я продекламирую его.

— Это твое?

— Нет, его написала женщина.

Хозяйка, уже покоренная, села напротив него, обхватив ногами табурет, и налегла на столик, подперев голову руками.

Брендор проговаривал строки мягко, придавая вес каждому слову. Когда он закончил, хозяйка подмигнула ему:

— Ну ты и проказник!

— Не понял.

Она встала из-за столика, разом возбужденная и разочарованная.

— Ты прочел мне стихи своей любовницы.

— Вовсе нет!

— Да, да, ты уходишь в себя, бормочешь слова как молитву. Что, ты не мог с самого начала сказать прямо? Не мне тебя судить, я отлично понимаю, что до того, как стать монахом, ты был мужчиной. Да им и остаешься. Как зовут-то ее, твою блондинку?

— Но…

— Этот стих — мурлыканье влюбленной, говорящей о своем любимом. Сам-то ты кто? Как тебя по имени?

— Брендор.

Сложив то, что осталось в памяти от стихотворения, — а читать хозяйка не умела, — она отвела Брендору роль того, кого Анна окрестила «любимым»:

Брендор, Меня влечет и никогда не оставляет, Меня желает страстно он, во мне будя желанье. О Брендор, Меня такой он сделал, какая я теперь, Его я жажду… И заключила:

— Игривый у тебя стишок получается.

Брендор обнял кумушку, прокричал ей «спасибо» и умчался.

На следующее утро, после бессонной ночи, ни свет ни заря он предстал перед архидиаконом, который принял его, поедая яйцо вкрутую — груду еды для этого аскета.

— Монсеньор! — воскликнул Брендор, бросаясь к архидиакону. — Я пришел утолить ваше нетерпение увидеться с Анной, Девой из Брюгге, моей «подопечной»!

— Прекрасно, чего же приходить одному?

— Я вам принес одно из ее стихотворений, по которому вы сможете определить уровень ее духовных потребностей. Так хотелось бы, чтобы обычные наши христиане ей хоть в подметки сгодились бы.

Брендор развернул лист бумаги, на котором самым красивым почерком, на какой он был способен, добавил два слова — над и под рифмованными строками. Он зачитал ясным и звучным голосом:

Иисус, Меня влечет и никогда не оставляет, Меня желает страстно Он, во мне будя желанье. Жить надо мне, как наставляет Он, До самой смерти чтя Его вниманья знаки. И Он творит меня такой, какая есмь я, Простертая, ущербная, с неутоленной жаждой. Вот я, вот Он, еще одно усилье. Я поклялась Его достойной стать: Иисус.

23

13 июля 1906 г.

Дорогая Гретхен, прежде всего я отвечаю на твои тревожные вопросы. Прочтя мое предыдущее письмо, ты забеспокоилась. Хотя в твоих завуалированных нежностью размышлениях сквозит сочувствие, я ощутила некий упрек: ты осуждаешь мои расходы и пытаешься смягчить мою суровость по отношению к тете Виви.

Относительно первого пункта напоминаю тебе, что я это понимаю; я писала, что не только осознала свои слабости, но и поняла, что с дивными шарами вышел перебор. Не забывай, что я пытаюсь от этого излечиться.

По поводу второго пункта полагаю, что ты идеализируешь тетю Виви. Ты хотела бы подправить ее портрет, чтобы он походил на твой. Увы! Несмотря на твои пожелания, она не могла занять твоего места, она оказалась неспособной к той важной роли, которую ты в течение стольких лет играла в моей жизни, — роль преданной старшей сестры, благоразумной и щедрой. Когда ты ее увидишь, созданный твоим воображением образ разобьется о реальную тетушку Виви, развратно нескромную, порой назойливую и уж совсем не доброжелательную. Конечно, она состоит не из сплошных недостатков, но я подозреваю, что эти качества были в ней изначально заложены: если она и занимается другими, то лишь из любопытства. Повторю, она подолгу беседует с каждым, но, повторю: если она предлагает свою помощь, то лишь для того, чтобы упрочить свою власть. Она не любит людей, ей нравится, чтобы они ей были обязаны.

В последнее время мне удалось воздвигнуть между нами защитную стену. Когда она чересчур настойчиво расспрашивает меня, я ее предупреждаю: «Доктор Калгари запретил мне затрагивать эту тему». Так как она поздравляет себя с тем, что именно она направила меня к нему в кабинет, то вынуждена уважать рекомендацию врача.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже