Женщина в зеркале

Для Джоанны говорить резко означало говорить правду. Прагматичная, думающая прежде всего о делах, она так опасалась жалости, притворной любви, лицемерных знаков расположения, наивного оптимизма, что трактовала бесчувственность как достоинство. Неприятная манера держаться казалась ей подходящим способом завоевывать людей: она тем самым доказывала, что не лжет. Раз за разом она использовала грубость как доказательство искренности, а пессимизм — как признак ума. Однако в этот вечер она преподносила Энни совсем не то, в чем та нуждалась.

Тем более что девушка не желала продолжать разговор: она ненавидела споры, а цинизм Джоанны затрагивал волнующие Энни темы.

— Хорошо, Энни. Давай на этом остановимся, иначе мы в конце концов поссоримся, а мне этого меньше всего хочется. Давай сосредоточимся на чем-то конкретном.

— Ладно.

— Обещаешь бросить пить?

— Мне бы очень этого хотелось.

— Наркотики?

— Еще больше.

Джоанна улыбнулась:

— Ну так вот: это не слишком сложно. Если ты этого хочешь, значит сможешь.

Для Джоанны поведение Энни сводилось к капризу: ее подопечная принимает наркотики, чтобы привлечь к себе внимание, и пьет, чтобы ее ругали. Ребенок…

— Предлагаю с сегодняшнего вечера завязать. Через три дня у нас премьера «Девушки в красных очках». Мне удалось убедить Орландо прислать к тебе не адвокатов, а платье: появишься в нем на премьере, и мы восстановим утраченное положение. Через три дня соберутся все: киножурналисты, фотографы, критики, газетные репортеры. Очень важно, чтобы ты выглядела надлежащим образом, была яркой, бодрой.

— Даю слово.

Энни проводила ее до двери, расцеловала, твердя, что встреча с Джоанной была самой крупной удачей, выпавшей ей в жизни, что дружеское отношение Джоанны стало решающим в ее судьбе. Она попросила передать привет Синди. Джоанна едва не покраснела под двухмиллиметровым слоем бежевого тонального крема.

Спустя несколько секунд Энни направилась в гостиную. Открыв бар, оглядела бутылки: бурбон, виски, арманьяк, джин, херес. Там оставалось еще шесть непочатых бутылок.

«Отлично».

Она сложила их в корзину, где обычно лежали дрова для камина, подхватила ее и направилась в спальню.

Там она поставила запасы в изножье кровати и легла.

Какова ее цель?

Хотя конечная цель жизни ей была неведома, но насчет ближайшего будущего все было ясно.

Три дня…

Сначала она открыла бутылку бурбона.

Трех дней ей хватит, чтобы достичь цели.

Этиловой комы.

22

Анна начинала ценить свои беседы с Брендором. Конечно, с первых встреч она по-братски полюбила этого белокурого волка, этого оголодавшего монаха, ибо угадала под поношенным плащом душу такую же мягкую, как хлебный мякиш. За грозной внешностью, необычным ростом, скуластым лицом и решительным голосом странника таился любознательный, умеющий удивляться ум.

Если когда-то ей казалось, что их общение выльется в долгое молчание, то теперь она открывала обратное: впервые человек так живо интересовался ею, просил рассказать о себе, о том, каким ей предстает мир. И молчаливая девушка становилась разговорчивой, даже словоохотливой. Рядом с Брендором Анна чувствовала себя если и не умной, то, по крайней мере, более интересной. Они встречались каждый день, чтобы поговорить втроем, и третьей была липа, под сенью которой они сидели. Для Анны было немыслимо делиться сокровенным, не растворяясь в природе. Хоть она и любила свой домик в обители бегинок, но в четырех стенах сникала. Для размышлений ей были необходимы объятие свежего воздуха, земля под ногами и травинка в ладонях, небосклон, где отражались ее мысли, купание в солнечном или лунном свете. Если ее тело не соприкасалось с природной стихией, она не могла развивать свою мысль. Здесь, среди мха и ветвей, обратив лицо к восходящему светилу, она поверяла монаху свою радость и негодование.

— Брендор, я не могу принять иерархию.

— Однако ты так легко подчиняешься.

— Я говорю вам не о людской иерархии, а о той, что разделяет людей и животных. Мы считаем себя выше их.

— Мы и есть выше их.

— В чем? Животные поедают друг друга, но они не развязывают войн. У них бывают поединки, но они не пытают друг друга. Животные чтят леса, а не уничтожают их, чтобы возводить там города и прокладывать мостовые. Они не коптят небо, а скромно держатся своего места.

— Ты их идеализируешь. Например, они крадут друг у друга.

— Пусть будет так. Только запасы в норе или яблоко принадлежат им постольку, поскольку они ими пользуются. Ты когда-нибудь видел, чтобы у птицы было несколько гнезд? Или чтобы сытая лисица стерегла кости, которые есть она не будет? Среди животных нет богатых, никто из них не накапливает лишнее добро, состояние, которым они не пользуются.

— Что ты хочешь сказать?

— Что единственное, что оправдывает собственность, — это удовлетворение потребностей. Все, чем ты не пользуешься, надо отдать. Впрочем, даже не отдать, а вернуть.

— Как это?

— Помощь бедным не является добродетелью, она возмещает незаконное присвоение.

— А ты знаешь о том, что ты повторяешь слова Ангельского доктора, святого Фомы Аквинского?