Женщина в зеркале

Мы часто бываем в кофейнях, и я наблюдаю за тем, как умело она вызывает интерес у сильного пола. Ее успех основан на резком контрасте: вначале полнейшее равнодушие, а затем молниеносный напряженный взгляд на сидящего поодаль офицера или артиста. Эта смесь жара и холода настолько возбуждает самцов, что официанты вечно приносят ей галантные записочки.

Эти чары накрывают и меня, кое-кто считает меня столь же развязной, как и тетя Виви. Особенно один студент — брюнет с черными глазами, которые казались бы воинственно-пылкими, если бы не были затенены красивыми длинными, как у египетской принцессы, ресницами.

К чему я это пишу? Право, не знаю. Явно сказывается влияние весны, захватившей Вену.

Доктор Калгари — несмотря на запрет, я продолжаю называть его доктором — решил, что нам следует обсудить «постельную тему», и в конечном счете я согласилась. Хоть кого-то, кроме моего мужа, волнует, чтобы ласки делали меня счастливой. Немаловажная деталь.

Когда Калгари рассуждает о моей фригидности, я краснею. Конечно, сам термин меня раздражает, но радует то, что об этом говорит он; пересилить себя мне помогает жар, с которым он обсуждает эту тему; это воскрешает волнения нашей первой встречи, когда я по глупости предположила, что он будет обнимать меня на своей кушетке.

Сегодня я спрашиваю себя: а вдруг я была права? Быть может, если бы я не была такой простушкой… ладно, пусть я ничего не понимаю в психоанализе, но мой женский инстинкт помог мне распознать мужчину, который меня желает. И которого желаю я.

Да, Гретхен, я не стыжусь признаться тебе: порой я испытываю к нему желание. Меня волнует его близость, его подвижные руки с очень длинными пальцами, кроме того, я стольким ему обязана.

Например, благодаря ему я поняла, почему начала коллекционировать миллефиори. Любая коллекция свидетельствует о фрустрации; хоть мы и не сознаем этого, она компенсирует нехватку чего-либо. Так как моя женская жизнь меня не удовлетворяет, стеклянные шары олицетворяют мое желание остановить время, не стариться, вернуться в неизменно сияющий рай детства. Я выросла в деревне — так что этому научилась не от тебя, моей сестры, с которой делила детские игры. Я страстно люблю природу и вижу в этих замороженных в кристалле минеральных цветах свой застывший идеал. Каждый раз, добавляя к коллекции новый экземпляр, я получаю удовлетворение, но неполное, оно не соответствует моему основному желанию.

Я собираю не стеклянные шары, а скорее иллюзии, которые позволяют продержаться. И, углубляя свой невроз, продолжаю пополнять коллекцию.

Но стоило мне разбить шар — и вечером у меня отошли воды. У меня вновь возникло желание завоевывать реальность. И в самом деле, несколько часов спустя мне открылась правда: моя беременность оказалась ложной.

Так, может, нужно уничтожить коллекцию, чтобы выздороветь? Но Калгари запрещает мне это.

— Уничтожение символа вас не излечит, — говорит он. — Напротив, вы рискуете создать пагубное ощущение небезопасности, распространение тревоги. Когда-нибудь вы сумеете верно оценить ваши стеклянные цветы, вы полюбите их за то, чем они являются, а не за их выдуманные свойства.

В последнее время после этих сеансов мне удалось воздерживаться от новых приобретений. Правда, огромный прогресс? Я сообщила об этом банкиру Шондерферу.

Вот, моя Гретхен, какие усилия предпринимает твоя кузина, чтобы присоединиться к миру смертных. Без Калгари я бы просто сошла с ума и меня заключили бы в сумасшедший дом. Он излечивает меня от меня самой.

Мне никогда не удастся в должной мере отблагодарить тетю Виви за то, что она привела меня к нему. Вчера я вновь сказала ей об этом. Она прищурила свои миндалевидные лавандово-синие глаза и тихо шепнула:

— Ханна, милочка, а вы, случаем, не увлеклись доктором Калгари?

Вместо ответа я рассмеялась. Я смеялась слишком сильно, слишком долго. От смеха у меня тряслась грудь, низ живота свело спазмом. И тете Виви, и мне самой этот смех подтвердил то, что я не смела сформулировать.

Раз я не могу произнести эти слова, то попытаюсь их написать.

Я люблю доктора Калгари.

И эта любовь, ее неслыханная власть, окрыляет мое тело, сердце и душу.

Остается ответить на единственный вопрос: когда я осмелюсь сказать ему об этом?

Твоя Ханна

27

Постель. Потом темнота.

Ничего другого.

Да, время от времени — постель. И чересчур тонкие простыни.

Единственная подушка.

Дальше мелькали сюжеты. Гонка на водных лыжах. Джоанна впереди. Как эта девчонка в бежевом купальнике переходит от одного пируэта к другому!

Съемки рекламного ролика. Энни изображает кубик льда в бокале виски размером с бассейн. Разумеется, она тонет. Слишком комично. Режиссер размахивает рупором. Страховая компания отказывается платить. На дне моря — хотя нет, бутылки — Энни, которая должна изображать утопленницу, хохочет до упаду. Ее приемные родители, сидя на бортике, аплодируют.

На тебе, опять постель!