Исполненная отвращения к самой себе, я пытаюсь отстраниться от него. Но Влад удерживает меня, обхватив раненой рукой за подбородок. Он смотрит на меня, на мое перепачканное его кровью лицо и улыбается – этой своей мальчишеской, легкой, живой улыбкой, и говорит с легким вздохом:
– Вау.
Ну да – я знаю, о чем он. В поцелуе вампира много чувственного – мы убиваем нежно. Во всем, что мы делаем, смерть неразрывно связана с наслаждением.
Я закрываю глаза – я чувствую себя страшно виноватой перед ним.
А он опускается рядом со мной на колени и целует в губы:
– Я люблю тебя.
Мы сидим на полу в коридоре, обнявшись, и ждем приезда милиции.
Глава 23
Редкий случай в нашей жизни: Марина спит, а я не могу уснуть.
Она устала и много пережила за день. И вообще, ей необходим отдых – вампирам тоже нужно иногда спать. И я, конечно, сильно измотался. Но мне не спится. Слишком взбудоражен. Слишком устал: есть такой феномен – иногда так устаешь, что уже от усталости не можешь заснуть. И еще мне много лезет в голову разных разрозненных, мелких и серьезных, тривиальных и страшных мыслей.
Она лежит рядом со мной на кровати, повернувшись на бок и трогательно подложив ладонь под щеку. У нее такое спокойное, невинное и счастливое лицо. В часы бодрствования она такой не бывает – Марина все время настороже, контролирует себя, и в ее чертах из-за этого есть некоторая холодность. Отстраненность. Она все время осознает свою вампирскую сущность, и это сказывается на внешности. Но сейчас, во сне, она полностью расслаблена, и ее лицо стало мягче. Нежнее. Человечнее. В эти минуты мне очень легко представить себе, какой она была… при жизни. До обращения. И я думаю – невольно, потому что мысль это довольно ужасная… Я вот питаю сильнейшую и заочную ненависть к ее создателю, к ее убийце. К вампиру, который похитил у нее земное счастье и обрек, против воли, на существование в мире теней. Я его ненавижу, и я охотно убил бы его, будь у меня шанс, – хотя вообще мне, конечно, легко рассуждать об этом абстрактно, а на самом деле, кто знает, хватило ли бы у меня силенок совершить убийство? И даже не физических сил, а моральных. Способен ли я кого-то убить на самом деле? Ладно, вампира – это в принципе трудно… Но вообще – совершить убийство. Это же все-таки не игрушки, не просто так словами бросаться – «убил бы»… Но я все равно думаю, что этого подонка я бы убил. Захотел бы убить – точно. Но при этом я не могу не думать и о другом… Если бы Этьен Дюпре не обратил Марину в далеком 1812 году, я бы ее никогда не узнал. Она прожила бы свою обычную, счастливую человеческую жизнь, и состарилась, и умерла. По-настоящему, безвозвратно. За много лет до моего рождения.
И я бы ее не встретил. Мы бы не полюбили друг друга. Я бы всю жизнь прожил, не зная, что любовь существует. Не испытав ее. И ЭТО моя ужасная мысль: я ведь должен быть благодарен Этьену за то, что он сделал с Мариной. Только благодаря ему мне достался мой кусочек странного счастья.
Кровавое преступление, проклятие и ужас – с одной стороны. Дар небес – с другой.
Может ли быть однозначно плохо то, что в конце концов, пусть и через двести лет, привело к чему-то прекрасному? Можно ли считать прекрасным то, что стало возможным только из-за унижения и крови? Можно ли сравнивать мое жалкое счастье, мою «любовь» с ужасом, который пережила Марина? Наверное, лучше бы мне было остаться одному, чем платить за любовь с идеальной женщиной такую цену. И все же – я не могу полностью согласиться с этим. Я не хочу быть один. Да и цена ведь все равно уже уплачена.
Это и в самом деле ужасная мысль. Из тех, за которые должно быть стыдно. Хорошо, что взвинченное состояние моих мозгов не позволяет мне долго на ней задерживаться. У меня в голове много и других мыслей.