– Я не собиралась ему об этом говорить. Я хочу узнать правду, а то, как я её узнаю, ему знать совершенно необязательно.
Я старалась как можно мягче и тактичнее выбирать слова при разговоре, но я не видела в её действиях правды и не видела смысла своей помощи в материнском заговоре против сына. Я не хотела участвовать в этом и сделала пару попыток убедить её не обращаться ко мне, а выйти с сыном на честный диалог. Она упорно отказывалась меня слушать. Её искажённая материнская любовь представилась мне давящей гранитной плитой, из-под которой во что бы то ни стало хотелось вылезти и убежать. Она была готова пойти на обман, вместо того чтобы найти другие способы взаимодействия с собственным ребёнком, а для начала просто оставить его в покое.
Почему мать не может признаться сыну в своих чувствах и ожиданиях и честно спросить его о сложившейся ситуации? Самое сложное – задавать самые простые вопросы.
Она мне больше не звонила.
Там, где всё начинается с лжи, невозможно найти правду.
Отрава
Сеня был тот ещё кадр. Мой самый жёсткий фильтр начался именно с него. Он был катализатором сего процесса.
Сеня не был занудой, старым брюзгой или моралистом, при этом его шутки не всегда попадали в яблочко, но он умудрялся держать баланс на грани падения. Я видела его хитрость и ушлость, но она не оказывала на меня особого влияния, поэтому наши встречи продолжались.
Как выяснилось впоследствии, он был ещё хуже, чем я предполагала. Он оказался мелким пакостником, который получал невероятное удовольствие от своих хулиганских злодеяний.
Упорно склоняющий меня к небезопасному сексу и получавший каждый раз отказ, он не терял надежды и продолжал, как баран, ломиться в железные ворота.
– Я как представительница древнейшей профессии несу ответственность за половую чистоту в нашем городе, поэтому вопрос о минете без презерватива исчерпан. Я в русскую рулетку играть не собираюсь, мне достаточно и проституции.
Однажды он привёз с собой коробку, в которой было несколько упаковок разных морепродуктов. Подарки и вкусно поесть я люблю. Занеся коробку в обитель и прикоснувшись ко мне, он вновь попытался совратить меня и побудить к экстремальному сексу, но я была непреклонна.
Когда он ушёл, я по своей детской наивности, не проверив даты изготовления, сварила себе блюда из Сениной коробки. Через два часа после трапезы мой живот пробурчал мне что-то нехорошее. Меня осенило, и я бросилась к мусорному ведру за упаковками из-под съеденного. Сроки годности были просрочены далеко до нашего знакомства. Я не стала устраивать разборки и звонить виновнику, подозревая, что он сделал это специально. Я выпила угольные таблетки и стала ждать исхода ситуации в надежде, что не отправлюсь на тот свет, предварительно сообщив коллегам о случившемся и внеся Сеню во все чёрные списки, к каким имела доступ.
Когда он позвонил мне после сего преступления, я решила встретиться с ним и посмотреть в его глаза в тот момент, когда расскажу ему об отравлении. Опоздать и при этом не предупредить об опоздании было его фирменной фишкой. В последний раз всё было ровно так же. Новеньким стал только тот факт, что он, вместо того чтобы нажать правильные кнопки на домофоне в моём подъезде, набрал моих соседей. Я своих соседей не беспокоила, не буянила и не шумела. Они прекрасно понимали, чем я занимаюсь, но мы жили в мире и согласии, не докучая друг другу.
В наш мир и согласие вторгся Сеня. Неверный номер квартиры он нажал якобы по ошибке. Я начала объяснять ему суть его деяния, но он лишь засмеялся в ответ.
– Ну и что? Ну набрал соседей. Ну разбудил ребёнка! Как проснулся, так и заснёт, – ответил он без малейшей эмпатии.
– А тот факт, что ты мне принёс просроченные продукты, тоже как бы в порядке вещей?
– А они оказались просроченными?
Он стоял и издевательски смотрел на меня, пытаясь косить под ни в чём не подозревающую невинную душу.
Сене было не важно, что он отравил меня, не важно, что он мог нарушить сон маленького ребёнка. Он стоял и всем своим видом показывал, что его действия и манеры мир обязан воспринимать как должное. Я подумала, а не пойти ли ему с таким поведением за порог, куда он и отправился.
– Нам не о чем с тобой больше разговаривать. Не звони мне больше. Можешь считать, что я умерла для тебя тогда, когда отведала той отравы, что ты принёс мне под видом заботы.
Я запомнила запах мерзости и паразитизма. С контингентом, подобным ему, я больше не встречалась, разворачивая таких людей или разворачиваясь сама и уходя. Неожиданно для самой себя я поняла, что никакие деньги не стоят соприкосновения с уродством и интоксикацией женского организма, возникающими при взаимодействии с кровопийцами.