Женщина-зима

— Надевайте. Роды когда-нибудь принимали?

— Не довелось.

— Тогда поздравляю, сегодня придется.

Полина вымыла руки, развела в теплой воде марганцовку. Дала Доброву ворох чистых сухих тряпок.

В коровнике Тимоха уже настелил возле Милки свежей соломы, поверх разложил мешки. Корова жалобно взглянула на свою хозяйку и натужно замычала.

— Сейчас, Милка, сейчас. Потерпи, умница моя. Уже скоро. — Полина повернулась к мужчинам: — Вы готовьте место для теленка, я тут сама пока. Крикну, если что.

Борис с Тимохой пришли в теплую конюшню, где под потолком горела большая мощная лампа. Тимоха опустил лампу пониже.

— Разве теленок не с коровой останется? — удивился Добров.

— Нельзя, — важно пояснил Тимоха. — Корова тогда молоко не станет отдавать. Она будет как бы утаивать для теленка.

— Что мы будем делать?

— Сена набросаем для него, чтобы помягче было. Набросали сена, вернулись в коровник. Полина выглядела разгоряченной от собственных усилий. Она не суетилась, но движения ее были решительными. Руки с небольшими ладонями казались сильными, крепкими. Голова по-деревенски была плотно обвязана платком.

— Тим, беги за рукавицами.

— Что-то не так? — догадался Борис.

— Первотелок она у нас, роды трудные. Теленок плохо идет — сразу головкой и ножками. Тащить придется.

— А зачем рукавицы?

— Чтобы руки по копытцам не скользили.

Когда мужчины надели рукавицы, Полина объяснила задачу:

— Во время схватки, когда корова тужится, тяните за копытца. Схватка кончается — удерживайте теленка, чтобы не ушел назад.

Мужчины молча, дружно кивнули. После первой схватки показалась головка, лежавшая на ножках. Полина порвала пленочку у носика теленка, очистила мордочку.

— Сейчас, радость моя, сейчас, — приговаривала она, колдуя вокруг.

Борис с Тимохой удерживали скользкие ножки теленка. Совсем рядом Борис видел сосредоточенное лицо женщины. Оно было спокойно и словно подсвечено важностью момента.

Милка снова протяжно затрубила. Началась новая схватка. Мужчины потянули за копытца, Полина поправляла коровью ластицу, освобождая головку с крошечными рожками. После третьей схватки теленок вышел.

Борис с Тимохой подхватили его, опустили на мешок. Обтерли тряпками слизь. Корове дали сладкой воды. Потом мешок с теленком подвинули к Милкиной морде. Корова стала вылизывать свое дитя, а он, потешный, заваливался на бок.

— Бычок, — сказала Полина.

Добров не понял, хорошо это или плохо и кого ждали Полина с сыном. Он только чувствовал странное, почти интимное единение с этими людьми и не хотел, чтобы это ощущение улетучилось слишком быстро. Они стояли и смотрели, как корова вылизывает новорожденного. Полина улыбалась одними глазами.

— Идемте, — наконец позвала она. Вышли.

Была уже глубокая ночь, когда они сели ужинать. У Тимохи прямо за столом глаза стали слипаться, его отправили спать.

— А что теперь надо делать? — спросил Добров. Полина как-то странно взглянула на него. Он догадался: она дала ему одежду своего покойного мужа, он сейчас сидит в его свитере. Ну что ж, ехать уже все равно поздно, переодеваться он не станет. Вдруг ей снова понадобится помощь?

— Теперь? Сейчас уберем теленка в конюшню, там тепло. И через два часа я буду первый раз доить. А вы пойдете спать. Вам пока еще бессонные ночи противопоказаны.

— Вам доставляет удовольствие, Полина, напоминать мне о болезни? Я здоров и бодр, как никогда. Я, можно сказать, начал жизнь заново.

Он нисколько ее не обманывал. Ему и в самом деле не хотелось никуда уходить. Ему нравилось быть рядом с ней.

— Вы забыли, что я — врач и знаю о вашей коварной болезни немного больше, чем вы.

— Согласен, — смиренно потупил взор Борис. — Но только я все равно теперь не усну. Можно я останусь бодрствовать с вами?

Что-то было в его интонации такое, что Полина не стала возражать. А может, интонация ни при чем, просто свитер виноват. Только Доброе остался на кухне, и они снова говорили о чем-то простом и вечном, а когда пришло время доить, Доброе отправился в коровник вместе с Полиной. Они отнесли теленка в конюшню. Он был почти сухой, корова добросовестно вылизала его. Полина стала вытирать его сухими тряпками — в тех местах, где не достала корова. Новорожденный уже пытался подниматься на ножки, тыкаясь лбом в колени Бориса.

— Первое марта сегодня, дружок, — сказал ему Добров. — Выходит, ты — Мартин.

— Вот и имя дали, — улыбнулась Полина. — Мартин так Мартин.

Она отправилась доить Милку, Добров — следом. Он встал в тени, чтобы не смущать корову. Полина вымыла вымя теплой водой. Оно еще не успело загрубеть, молоко побежало сразу, упругими струйками. Добров смотрел, как она это делает, сам не зная зачем. Он снова видел ее голые руки с двумя родинками у локтя, видел ее затылок, показавшийся ему особенно беззащитным, когда она склонилась к вымени. Наблюдал, как она доит корову, и анализировал свои ощущения. Пришел к выводу, что просто он еще не потерял интереса к жизни, вот и все. Между тем Полина взяла чистое ведро и пол-литровой кружкой отмерила в него два литра молока.

— Пойдем поить теленка? — догадался Добров. Она кивнула.