Женщины

Когда я ехал в аэропорт, погоняя «фольксваген» так, будто собирался выиграть заезд на 500, Тэмми наклонилась ко мне:

– Ты меня точно любишь, правда?

– Да.

– Когда прилетим в Нью-Йорк, я тебя так выебу, как тебя никогда не ебли!

– Серьезно?

– Да.

Она схватила меня за член и прижалась ко мне. Первая и единственная рыжая моя. Мне повезло…

59

Мы бежали по длинной рампе. Я тащил ее платья и бумажные пакеты.

У эскалатора Тэмми увидела страховой автомат.

– Прошу тебя, – сказал я, – у нас до взлета пять минут.

– Я хочу, чтобы Дэнси получила деньги.

– Ладно.

– У тебя двух четвертачков не найдется?

Я дал ей два четвертачка. Она засунула их в машину, и оттуда выскочила карточка.

– У тебя есть ручка?

Тэмми заполнила карточку – к карточке полагался еще и конверт. Тэмми вложила карточку в конверт. И попыталась засунуть его в щель автомата.

– Эта штука не влазит!

– Мы опоздаем на самолет.

Она все запихивала конверт в щель. Тот не проходил.

Она стояла и просто-таки вколачивала его в щель. Теперь конверт согнулся пополам, и все края у него измялись.

– Я сейчас озверею, – сказал я. – Я этого не вынесу.

Она пихнула его еще несколько раз. Конверт не влезал. Она взглянула на меня.

– Ладно, пойдем.

Мы поднялись на эскалаторе вместе с ее платьями и бумажными пакетами.

Нашли выход на посадку. Заняли два места ближе к хвосту. Пристегнулись.

– Вот видишь, – сказала она, – я же говорила, у нас куча времени.

Я посмотрел на часы. Самолет покатился…

60

Мы летели уже двадцать минут, когда она вытащила из сумочки зеркальце и начала краситься – главным образом глаза. Она трудилась над глазами крохотной кисточкой, сосредоточившись на ресницах. При этом очень широко распахивала глаза и открывала рот. Я наблюдал за нею, и у меня встал.

Ее рот был настолько полон, и кругл, и открыт – а она красила ресницы. Я заказал нам выпить.

Тэмми прервалась на выпивку, затем продолжила.

Молодой парень, сидевший справа, начал играть с собой. Тэмми глазела на свое лицо в зеркальце, не закрывая при этом рта. Такими губами только и отсасывать, видно по всему.

Она продолжала так целый час. Затем убрала зеркальце и кисточку, оперлась на меня и уснула.

Слева от нас сидела женщина. Где-то за сорок. Тэмми спала рядом со мной.

Женщина посмотрела на меня.

– Сколько ей? – спросила она.

В реактивном самолете внезапно стало очень тихо. Все сидевшие поблизости слушали.

– Двадцать три.

– А выглядит на семнадцать.

– Ей двадцать три.

– Сначала два часа красится, а потом засыпает.

– Не два, а всего около часа.

– Вы в Нью-Йорк летите? – спросила меня дама.

– Да.

– Это ваша дочь?

– Нет, я ей не отец и не дедушка. Я ей вообще не родственник. Она моя подружка, и мы летим в Нью-Йорк. – Я уже видел в ее глазах заголовок:

ЧУДОВИЩЕ ИЗ ВОСТОЧНОГО ГОЛЛИВУДА ОПАИВАЕТ 17-ЛЕТНЮЮ ДЕВУШКУ, УВОЗИТ ЕЕ В НЬЮ-ЙОРК, ГДЕ СЕКСУАЛЬНО ЗЛОУПОТРЕБЛЯЕТ ЕЮ, А ЗАТЕМ ПРОДАЕТ ЕЕ ТЕЛО МНОГОЧИСЛЕННЫМ БИЧАМ

Дама-следователь сдалась. Она откинулась на сиденье и закрыла глаза. Ее голова соскользнула в мою сторону. Казалось, она почти лежит у меня на коленях. Обнимая Тэмми, я наблюдал за этой головой. Интересно, она будет против, если я сокрушу ей губы своим безумным поцелуем? У меня снова встал.

Мы уже шли на посадку. Тэмми казалась очень вялой. Меня это тревожило. Я ее пристегнул.

– Тэмми, уже Нью-Йорк! Мы сейчас приземлимся! Тэмми, проснись!

Никакого ответа.

Передознулась?

Я пощупал ей пульс. Не чувствуется.

Я посмотрел на ее огромные груди. Я старался разглядеть хоть бы намек на дыхание. Они не шевелились. Я поднялся и пошел искать стюардессу.

– Сядьте, пожалуйста, на свое место, сэр. Мы идем на посадку.

– Послушайте, я беспокоюсь. Моя подруга не хочет просыпаться.

– Вы думаете, она умерла? – прошептала стюардесса.

– Я не знаю, – прошептал я в ответ.

– Хорошо, сэр. Как только мы сядем, я к вам приду.

Самолет начал снижаться. Я зашел в сортир и намочил несколько бумажных полотенец. Вернулся на место, сел рядом с Тэмми и стал тереть ей лицо полотенцами. Весь этот грим – коту под хвост. Тэмми даже не вздрогнула.

– Блядь, да проснись же ты!

Я потер полотенцами ей между грудей. Ничего. Не шевелится. Я сдался.

Надо будет как-то переправлять обратно ее тело. Надо будет объяснять ее матери. Ее мать меня возненавидит.

Мы приземлились. Люди повставали и выстроились на выход. Я сидел на месте. Я тряс и щипал Тэмми.

– Уже Нью-Йорк, Рыжая. «Гнилое Яблоко». Приди в себя. Кончай это говнидло.

Стюардесса вернулась и потрясла Тэмми:

– Дорогуша, в чем дело?

Тэмми начала реагировать. Она пошевельнулась. Затем открылись глаза. Все дело в новом голосе. Кому охота слушать старый голос. Старые голоса становятся частью твоего я, как ноготь.

Тэмми извлекла зеркальце и начала причесываться. Стюардесса потрепала ее по плечу. Я встал и вытащил платья с багажной полки. Бумажные пакеты тоже там лежали. Тэмми все смотрелась в зеркальце и причесывалась.

– Тэмми, мы уже в Нью-Йорке. Давай выходить.

Она задвигалась быстро. Мне достались оба пакета и платья. Она пошла по проходу, виляя задницей. Я пошел следом.

61