Женщины да Винчи

– Быстрее! – бросил Костя, и санитары, отмерев, покатили каталку по пандусу.

Двое автоматчиков по очередному кивку двинулись следом. Белка шмыгнула обратно в дверь. Там, в приемном, она Костю и перехватит, и там же выяснит, что все это значит.

Но в приемное отделение ее не пустили. Не врачи или медсестры – она была в халате и вполне могла пройти, – а те самые автоматчики, которые вошли в больницу. Они стояли у дверей, опять же как в дурацком фильме, и не удостоили ее ни словом, просто не пустили, и все.

Кости не было видно.

«Он в реанимацию пойдет», – догадалась Белка.

Вообще-то врачи «Скорой» сопровождали больных только до приемного, но ей показалось, что на этот раз он в реанимацию пойдет обязательно. И смена на «Скорой» у него закончена, и в реанимации, Белка знала, он брал несколько дежурств в неделю, и, главное, очень уж он был рассержен, чтобы оставить эту историю без завершения.

В общем, она решила встретить его возле реанимации, а не ломиться без толку в приемное.

И не ошиблась. Каталка с той самой больной – мелькнуло белое, как у покойницы, лицо – пронеслась мимо Белки по коридору, рядом с каталкой стремительно шел Костя, а следом все те же двое автоматчиков. Они попытались было войти за ним и в двери реанимации, но он рявкнул:

– Здесь стоять!

И они остановились. Белка бы на их месте тоже остановилась, даже если бы была вооружена гранатометом. У Кости был такой голос и такое лицо, что она растерялась.

Закрылась дверь. Белка как дура осталась в коридоре рядом с двумя верзилами, лица которых сразу приняли сонно-равнодушное выражение, понятно, что напускное. Видимо, такое выражение помогало им не реагировать на то, на что нормальный человек реагировать обязан.

Она зашла за угол коридора и присела на банкетку. Ей хотелось узнать, в чем все-таки дело, и потом, ее так изумил Костин вид и тон, что растерянность ее перешла почти в испуг. Она никогда его таким не видела, она и предположить не могла, что в нем может умещаться такая ярость, и как-то… Как-то не понимала она, как ей относиться к такой в нем новизне.

Белка сидела на банкетке и крутила уголок халата, сворачивала его в жгутик. Это была дурная привычка, крутить уголки наволочек, пододеяльников, одежды, в детстве она перепортила этим все постельное белье и все свои домашние халаты, с трудом от этого отучилась. Вот, не отучилась, выходит.

Мимо Белки то и дело проходили в реанимацию и обратно врачи и медсестры, но Кости не было. Коридор здесь был без окон, телефон она забыла, поэтому не могла понять, который час. Она не понимала даже, быстро или медленно идет время. Что-то с ним произошло, со временем. Или с нею?..

Костя появился из-за поворота коридора, когда Белка уже перестала отличать часы от минут. Она вскочила.

– Ты почему здесь? – спросил он.

– Тебя жду. Что случилось?

– С кем?

– Да вообще! – воскликнула Белка. – Чего эти там стоят?

В первое мгновение она даже обиделась на его равнодушный тон. Но уже во второе поняла, что это не равнодушие, а усталость. Ну конечно, он же смену отработал, а потом еще здесь… Сколько времени он здесь уже провел?

Она смотрела ему в глаза и видела, что он словно бы возвращается в мир, из которого выпал на несколько… чего? Часов, минут? Из-под усталости поднималось в его глазах то выражение, которое она прежде называла про себя то тревожным, то беспокойным, то нервным. Теперь она вообще не знала, как его назвать.

– Приказали им, вот и стоят, – ответил он наконец.

Жесткость, или злость, или даже ярость не ушли у него изнутри, Белка это чувствовала.

– Но зачем? – растерянно проговорила она.

– Это лагерная охрана, – сказал он немного мягче, чуть-чуть ей привычнее. – Женщину эту мы из колонии забрали. – И добавил: – Пойдем.

Белка хотела спросить, можно ли ее оставлять сейчас, эту женщину, но поняла, что глупее вопроса не придумаешь.

Может быть, Костя каким-нибудь загадочным образом догадался, что она хочет спросить, и этот вопрос не показался ему таким уж глупым.

– Я здесь завтра с утра дежурю, – сказал он. – Пойдем, пойдем. Одевайся, я тебя на улице жду.

Реанимобиль, на котором он работал, уже, конечно, уехал. Пришлось ловить такси, чтобы съездить на станцию скорой помощи, где он должен был сдать дежурство. И там же, возле станции, стояла его машина.

Белка тащилась за ним, как хвостик, а он ничего ей не говорил; кажется, просто не замечал ее присутствия.

«Интересно, сколько лет он на «Скорой» работает?» – подумала она.

Что такое синдром профессионального выгорания, было ей известно. И что для врачей «Скорой» он составляет десять лет, она слышала на одной из психфаковских лекций, теперь уже забыла даже, по какому предмету. Сдала и забыла. Она не предполагала, что это может иметь хоть какое-то отношение к ее жизни.

И вот теперь это вдруг вошло в ее жизнь и сделалось в ней гораздо более существенным, чем все, что было до сих пор. Как это получилось, Белка не понимала.