Таким образом, сравнение положения вдовы и вдовца в русском законе позволяет говорить о равенстве их прав.
Еще более интересна ст. 106 РП, устанавливающая наличие у древнерусских женщин не только наследственных прав, но и права женщины в отличие от своего мужа выбирать, кому из детей передать свое наследство. По этой статье предпочтение отдавалось тому, кто проявил больше внимания к матери: «…аже и вси сынове ей будут лиси (черствые, «лихие». —
Что касается прав братьев и сестер на этом, втором этапе эволюции имущественных отношений, то они не были одинаковыми. Сестры, например, не получали всего наследства («задницы не имали»), если братья выдавали их замуж. Но если бы дочь вообще не была наследницей, то РП употребила бы именно термин «дочь», а не «сестра» (сравни ст. 90 и 91)[369]
. Следовательно, в принципе дочери являлись наследницами («части», «задницы»), а специальное акцентирование того факта, что сестра при наличии братьев не являлась наследницей, как раз не исключает распространенности в быту наследования имущества дочерьми, а говорит о тех случаях, когда брат являлся старшим в семье и мог заменить родителей.Последний, третий этап эволюции имущественных прав знатных женщин — утверждение возможности владения
В конце XIII в. утверждается правило, касающееся дочерей: они получают часть «имения», «равнаа с братии»[371]
, и тем самым закрепляются равные права братьев и сестер на недвижимость, хотя Судебник 1497 г. (ст. 60) оставил приоритетное право за братьями. Показательно, что в конце XIII в. даже незаконная жена могла претендовать на «прелюбодейную часть» в имуществе умершего, чтобы прокормить общих с ним детей, и даже вести тяжбу с его законной женой (и даже с ним самим при его жизни!), требуя «дати урочнаа чясть на оскуду»[372].Таков процесс эволюции приобретения представительницами господствующего класса имущественных, в частности наследственных, прав, который нашел отражение в нормативных актах X–XV вв. Само расширение имущественных прав женщин, получение ими прав на владение недвижимой собственностью органически связано с общими экономическими и социально-классовыми изменениями, характерными для государства, развивающегося по феодальному пути и преодолевшему к началу XVI в. — по крайней мере в праве — рецидивы дофеодальных структур. Представленная условная схема рассматриваемого процесса и хронологически, и по существу отлична от аналогичной, выработанной досоветской историко-юридической наукой. Мнение об имущественной подчиненности древнерусской женщины своему супругу, схематично обобщенное М. Ф. Владимирским-Будановым («до XIV в. имущество жены находится в собственности мужа, от XIV и по XVII в. — общность имущества и с XVIII в. — раздельность»)[373]
, серьезно корректируется данными самих нормативных актов. Точка зрения буржуазной науки объясняется тем, что она не пыталась дать социально-экономическое обоснование процессу развития права. Попытке создать иную, более адекватную, приближенную к действительности картину положения русской женщины способствует рассмотрение вопроса об эволюции имущественных прав женщин в X–XV вв. в связи с общими проблемами развития феодальной собственности на землю.