Женщины его жизни

Бруно поднял голову. Великан заметил, что мальчик потрясен и расстроен, но в глазах у него не было слез.

Они несколько минут молчали, склонив голову. Потом оба сели в кресла у окна. Кало прикрыл тело, чтобы не видно было раны, разорвавшей сердце старого барона.

– Послушай, сынок, – начал великан грубовато-добродушным тоном. – Через два месяца тебе исполнится одиннадцать. Но горе раньше времени сделало тебя мужчиной.

Бруно ждал от него гневных слов и клятвы мщения, его поразило это спокойствие.

– Твой дед знал, что его собираются убить, – продолжал Кало. – Я тоже об этом знал. Я этого боялся, но все не хотел верить. Все надеялся, что никто не посмеет совершить подобное кощунство.

– За что его убили? – простонал мальчик.

– За то, что не захотел приспосабливаться к миру, где нет ни законов, ни правил, – ответил Кало. Душевная мука переполняла его, болью отзываясь во всем теле, в бешено бурлящей крови.

– А как же правосудие? – Бруно чувствовал себя обездоленным и обманутым. Обездоленным смертью деда, которого считал неуязвимым, обманутым фальшью мифа о неприкосновенности баронов Монреале.

– У каждого свое правосудие, – попытался объяснить Кало. – Мы живем по своим законам. Никто никогда не узнает, что твой дед был убит.

– Все равно уже многие знают, – возразил мальчик.

– Многие или нет, это не важно, – ответил великан, – поскольку никто ничего не скажет.

– Заговор молчания, – произнес Бруно с презрением, вспоминая, как отзывался об этом обычае его отец.

Кало прочитал возмущение и осуждение в глазах мальчика.

– Заговор молчания – это не слабость трусливых, – принялся объяснять он, – заруби себе это на носу. Заговор молчания – это преимущество сильных. Это священный и нерушимый закон. Хранить молчание – значит вести себя, как подобает мужчине. Настоящий мужчина знает, когда нужно держать язык за зубами.

– Заговор молчания – это закон мафии, круговая порука. – В голосе Бруно все еще слышалось негодование, он вспоминал ожесточенные споры между матерью и отцом.

Кало немного помолчал, пытаясь найти слова, доступные детскому пониманию.

– Не такая это простая вещь – круговая порука, – веско заговорил он. – Мафия – это всего лишь слово, которое у всех на устах. Мало кто толкует его правильно, гораздо чаще им злоупотребляют. Когда-нибудь ты поймешь.

Но такая перспектива не устраивала Бруно.

– Почему я не могу понять прямо сейчас?

Кало почесал в затылке: ему проще было действовать, чем объяснять. И все же нужно было попытаться еще раз, хотя он и знал, что подлинное понимание придет к мальчику как результат долгого опыта и кропотливой умственной работы.

– Мафия – это всего лишь громкое слово, – снова начал он, – всего лишь признак, самый наглядный признак скрытого заболевания. Если у тебя жар, не вини термометр. Если вскочил фурункул, нечего его ковырять, нужно лечить болезнь, которая его вызывает.

Бруно не слишком хорошо понимал, но интуитивно чувствовал, что в словах великана есть доля правды.

– Мафия – это проявление продажной политической власти, – продолжал Кало. – Это нечистая совесть, грязная душонка так называемых «порядочных людей», укрепляющих свою власть с помощью доходов организованной преступности. Бароны Монреале всегда были ненавистны мафии и грязным политиканам.

– И за это его убили?

– Нет, Бруно, – ответил Кало, грустно покачав головой. – Его убили, потому что он ответил на оскорбление как подобает мужчине.

Опять все стало загадочным и непонятным.

– Ну, может, когда-нибудь пойму, – вздохнув, сдался Бруно.

– Очень скоро, сынок, – успокоил его Кало. – Очень, очень скоро.

Раздался стук в дверь.

– Войдите! – пробасил Кало.

Доктор Танино Наше вошел, снимая на ходу шляпу. Дежурная улыбка застыла на его губах при виде старого барона, распростертого на постели. Кало и Бруно поднялись на ноги.

– Что случилось? – Это был бессмысленный вопрос, да врач и сам это понимал.

– Вы же сами видите, доктор, – сказал Кало, возвращая его к действительности.

– Я понял.

Разумеется, он и сам видел: за много лет работы городским врачом он насмотрелся вдоволь и даже чересчур.

– Но барон! – прошептал он со слезами в голосе. – Они осмелились посягнуть на барона! – Одна слеза скатилась по щеке и застыла в уголке рта.

Он вспомнил задушевные беседы по вечерам в палаццо, войну, разговоры о политике, об истории, о любимых писателях Джузеппе Сайевы.

– Надо торопиться, доктор Наше, – напомнил Кало.

– Это закат цивилизации, – с горечью продолжал врач.

– Я вам помогу его одеть, – предложил Кало. – Никто не должен видеть рану. Вы знаете, что нужно делать.

– А мальчик? – доктор указал на Бруно.

– Мальчик – это Бруно Брайан Сайева, барон Монреале, – с гордостью отчеканил Кало. – Нам нужно спешить. Поэтому я предлагаю свою помощь.

Когда тело старика было переодето в темный костюм и уложено, как подобает, доктор Наше присел к письменному столу, чтобы выписать свидетельство о смерти.

Он взглянул в глаза Кало.

– Сердечная недостаточность, – подсказал великан.

– Сердечная недостаточность, – повторил врач, дописывая фразу.

* * *