Русская артиллерия заняла довольно выгодную позицию и уже сделала несколько пробных выстрелов, но ядра не долетали. Кроме того, русские, надеясь напугать союзников, подожгли около моря сад и деревню, только ничего тем не добились – дым сносило ветром на них самих. Проезжая мимо построенных, готовых к атаке полков, Сезар слышал, как солдаты зубоскалят на эту тему.
Он добрался до штаба, располагавшегося на вершине холма, откуда открывался вид на реку и высоты за нею, отдал пакет одному из адъютантов маршала и принялся ждать, не поступит ли каких-либо распоряжений. Сезар видел Сент-Арно в окружении офицеров, слышал громкие голоса, заметил генерала Боске, командующего дивизией, которому доверили правый фланг французской армии; генерал как раз выслушивал распоряжения маршала и величественно кивал. До виконта долетали обрывки фраз – об артиллерии, о господствующих позициях. Сент-Арно выглядел гораздо лучше, чем вчера, – война настолько вдохновила его, что теперь он был похож на выздоравливающего.
Рассматривая всех этих блестящих офицеров, Сезар гадал, кто из них доживет до вечера, и невольно вспомнил о Пьере де Бриссоне, который так и не объявился. Приказ все так же лежал у виконта в кармане, совершенно бесполезный. Посмотрев снова на маршала, Сезар увидел, что тот отдает какой-то пакет де Ларошу.
Адъютант быстрым шагом вышел из толпы офицеров и вскочил на коня, которого держал под уздцы солдат, и только тут заметил виконта.
– Доброе утро! – Они козырнули друг другу. – Великий день, лейтенант! – Де Ларош был весел. – За что станете биться?
– Простите? – не понял Сезар.
– На войну лучше идти, зная, за что дерешься. Добрая традиция, – конь у де Лароша был молодой и капризный, все пытался затанцевать, но лейтенант ему не давал. – Большинство солдат дерется за жалованье. Многие офицеры – за славу или же за Францию, которую любят, как невесту. А кто-то дерется за женщин. За кого вы?
Сезар подумал.
– Пожалуй, за любовь. Да, верно. За нее.
– Вам есть кого любить?
– Да, Ларош. А вам?
– Когда-то было, – Он пожал плечами. – Но это оказалось ошибкой. Сегодня я дерусь за себя, – он снова козырнул. – Прошу меня простить. Должен доставить срочный пакет лорду Раглану. Удачи вам, адъютант.
– И вам.
Де Ларош свистнул, пришпорил коня, только обрадованного таким оборотом дела, и уехал. Сезар смотрел ему вслед.
Что-то толкалось в голове, что-то неуловимое, и виконту, которого ночью так хорошо согрела спящая рядом Кристель, вдруг снова стало холодно.
«Удачи вам, адъютант».
Эхо слов, эхо прозвучавших фраз… Маршал указывает карандашом на карту. Солнце лезет во все щели. Де Ларош восторженно смотрит на Сезара.
«…Значит, вы вовсе не его адъютант? Это маска?»
Откуда он знал? Сент-Арно не успел Сезара полностью представить, сказал – виконт де Моро, он расследует дело…
Лепет листвы, охряная вода небольшой речки, упавшее дерево.
«…И все же другом он мне был, хотя и не таким славным, как я полагал иногда».
Ночь, пересказанная грубым голосом караульного.
«…Ты не хочешь принять эту любовь такой, какая она есть».
Звон голубой чашки о блюдце.
«…Сегодня ему сказали: женщины не умеют любить – только мужчины, страстно и безнадежно, а он не поверил…»
«…Мы должны сделать это, если хотим выжить. Пойдем со мной».
«…Но это оказалось ошибкой».
Сезар рванул из кармана сложенный листок – распоряжение об аресте лейтенанта де Бриссона, – рванул так, что едва не разорвал пополам, развернул стремительно и уставился на строчки, написанные легким, похожим на женский почерком.
«Надо сказать тебе нечто важное. В двадцать один за южным караулом».
Задира Пьер никогда не писал этой записки. Лейтенант де Бриссон понятия о ней не имел.
Когда виконт ударил Галахада шпорами под бока, резко разворачивая коня, кто-то, кажется, крикнул в спину:
– Лейтенант де Моро! Куда вы? Вернитесь!
Но он не мог остановиться.
Прошло меньше минуты с того момента, как де Ларош уехал от штаба, и вряд ли лейтенант успел удалиться на такое расстояние, чтоб его не догнать. Виконт не сомневался: в штаб лорда Раглана де Ларош сейчас не поскачет. Сегодня он дерется только за себя.
Виконт гнал коня, иногда громко кричал, распугивая людей с дороги; наконец позиции закончились, и потянулась степь – все та же степь. Лагерь оказался правее. Сезар присмотрелся, встав на стременах, и вдруг – словно проблеск! – увидел удаляющегося всадника.
Покойный Флоран, вечная ему память, был куда как хорош, когда дело касалось не только серебряных ложек, но и покупки лошадей. Галахад летел, словно бы не задевая земли копытами, и все же гулкий топот отдавался во всем теле Сезара. Всадник становился ближе и ближе, и вот он оглянулся – лишь для того, чтобы убедиться в погоне и пришпорить своего коня. Расстояние неуклонно сокращалось.
Когда оно сократилось до приемлемого, виконт вытащил заряженный пистолет, который носил с собою, и выстрелил с ходу. Конь де Лароша споткнулся и полетел кубарем в высокую золотую траву.