Издав раздраженный возглас, он повернул прочь. Зачем он глазеет на девушку, как помешанный? Почему хорошее настроение покинуло его из-за воспоминаний, которые пробудила Джейн Мортимер? Постепенно гнев его остыл, и он отчасти осознал причину. Не ее вина, что фиалковые глаза воскрешают образ той, воспоминания о которой окрашены горечью и болью. Несомненно, не виновата она и в том, что обладает необычной красотой, которая задевала его до глубины души.
Джейн и Октавия покинули гостей около пяти часов. Вскоре гости начали разбредаться – одни в отведенные им спальни, другие в гостиные и салоны. Однако некоторые предпочитали сидеть или лежать на лужайках, коротая время до вечернего банкета, который должен был начаться в семь. Потом гости разъезжались по домам, а те, кто жили далеко, оставались ночевать.
Было почти девять, когда Октавия наконец заснула. Полумесяц высоко висел в темнеющем небе. Джейн перешла в свою комнату, соседнюю с комнатой Октавии, и раздернула золотистый парчовый полог над резной кроватью. Раздевшись, она через голову надела ночную рубашку, вынула шпильки из волос и тщательно причесалась. Затем присела к окну и стала смотреть на ночное небо, позволив мыслям блуждать. Ночная прохлада проникала под ее тонкую сорочку, поэтому она плотнее закуталась в пеньюар и только потом широко распахнула окно, чтобы насладиться свежим ночным воздухом. Не готовая ложиться, она раскрыла книгу и еще час читала.
Джейн собиралась отложить книгу, когда услышала тихий стук в дверь. Она удивилась: в такой час она никого не ждала. Выйдя в общую с Октавией гостиную, она открыла дверь и оцепенела, с неприкрытым изумлением глядя на высокую властную фигуру графа Ланзбури. Он стоял без сюртука; поверх белой льняной рубашки он был лишь в жилете цвета кларета.
– Знаю, сейчас уже поздно, и вы, если хотите, можете меня прогнать, но… можно войти? – с улыбкой спросил он.
От звуков его голоса в ней проснулась горькая радость. Лицо ее вспыхнуло: она прекрасно понимала, что не одета для того, чтобы принимать гостей. Стоя с ним рядом, она особенно остро понимала, что они не пара. Джейн глубоко вздохнула, вспомнив, что стоит босиком, с распущенными волосами, стараясь подавить растущее смущение.
Граф Ланзбури всегда заставал ее в самом неприглядном виде. Можно было, конечно, не пустить его, но, по правде говоря, ей не хотелось его прогонять, и она не видела ничего дурного в том, чтобы немного поговорить.
– Д-да… конечно. – Шире открыв дверь, она посторонилась, пропуская его внутрь.
– Спасибо. Я ненадолго.
Кристофер подозревал, что Джейн Мортимер лишена ложной скромности. Она откинула за спину густые волосы – он решил, что цветом они напоминают пылающий индийский закат, хотя никогда не бывал в Индии. Рассматривая ее высокий чистый лоб, где волосы росли мысиком, он невольно задумался, каково будет зарыться пальцами в эту гриву. Он не мог оторвать взгляда от ее глаз под длинными черными ресницами; глаза в первую очередь выделялись у нее на лице.
В тот миг он почувствовал ее беззащитность; а ее робкая улыбка поразила его в самое сердце. Внезапно, без всякого физического влечения, в нем проснулись мягкость и нежность; как ни странно, ему захотелось ее защищать. Ее лицо раскраснелось от смущения: он застал ее врасплох. Она выглядела беззащитной и совсем молоденькой; она манила его невинностью ошеломленного ребенка. Более того, в тот миг она показалась ему такой же маленькой и чистой, как его сестра. Длинные ресницы дрогнули, и ее глаза перестали напоминать глаза Лили, потому что в них больше не было женской притягательности. Они смотрели на него снизу вверх, ясные и незамутненные.
– Вы, наверное, пришли проведать леди Октавию, – предположила Джейн, – но она крепко спит. Сегодня она очень устала.
– Мисс Мортимер, я пришел проведать не только Октавию, – негромко возразил он, задержавшись взглядом на ее лице.
– П-правда? – Его слова застигли ее совершенно врасплох. – Что ж… я п-польщена. – Она все больше смущалась. – Как видите, мой наряд сейчас не таков, чтобы принимать гостей.
– Мне все равно, будь вы хоть в мешковине.
Его голос, низкий и звучный, пробудил в ней такое, о существовании чего она даже не подозревала. Внизу живота ощущался жар; там как будто извивались языки пламени.
– Да… хотя, наверное, не всякая женщина простит вас за то, что вы входите к ней в комнату, когда она не одета.
Как только последние слова слетели с ее губ, она горько пожалела, что не успела вовремя прикусить язык. Это вовсе не подходящая тема для разговора! К тому же она произнесла эти слова при общении с мужчиной, который не приходился ей родственником. Многие дамы на ее месте от ужаса упали бы в обморок. Однако графа Ланзбури ее слова, судя по всему, нисколько не задели. Как будто не заметив неуместности ее замечания, он ответил совершенно серьезно: