Женщины и мужчины

— Точно там?

— Не веришь?

— Давай вместе в этот мотель съездим, бабку твою попытаем.

— Я туда два раза ездил. Первый раз бабка сделал вид, что не узнала меня. А второй…

— Что?

— Там теперь новые хозяева. Мотель сломали и строят новый. С центральным кондиционером. Такой, где окна открываться не будут.

— И что теперь ты будешь делать? Как с этим жить?

— Вот так и буду жить. Понимая, что ничего нового я не увижу. И все буду знать заранее.

— Ты знал, что я предложу искать ее следы?

— Знал. И знал, что ты решишь, что я сделал эту фотографию в Миннеаполисе и решил тебя разыграть.

— А сейчас о чем я думаю.

— Не знаю. Мысли я читать не умею, но знаю, что пиво мы с тобой допьем.

Автор женских романов

Меня зовут Сергей. Я писатель — автор популярных женских романов.

Романов у меня двадцать — по числу идей, пришедших мне в голову пять лет назад.

Тогда меня осенило, что не надо писать про томных красавиц, мускулистых самцов и африканские страсти во время экскурсионной поездки, когда соседка по номеру согласилась часик погулять по улице. Пусть моими героями будут одинокие женщины постбальзаковского возраста. Дети выросли, появилась внутренняя свобода, но счастья нет, а есть одиночество. Даже со штампом в паспорте.

— А обязательно ли для счастья по ночам терпеть храпящего под боком мужчину? — подумал я. — Ведь завтра его надо кормить, обстирывать, выслушивать, как он устал, что у него болит, ждать и не дождаться простейших знаков внимания.

— Нет, — сказал я и придумал двадцать способов, как стать счастливой женщиной, не впуская к себе в жизнь мужчин на длительное время.

На всякий случай, я не стал показывать эти идеи жене, а пошел к Наташе, своей старой знакомой.

— Ха, — сказала Наташа. — Идеи прекрасные, но мы ведь все равно выскочим замуж, если нам подвернется подходящий мужик.

— А что такое подходящий мужик? — спросил я.

— Ну… такой, кого приятно кормить, кому не противно стирать трусы и кого можно не зевая выслушивать. Хотя… если он послебальзаковский, то либо болен, либо козел, либо женат. А почему у тебя нет инструкций, как отбивать женатых мужиков? Ведь это тоже путь к счастью.

— Это все и так знают. Я также не писал про котиков и любимую работу.

— И правильно. Если есть любимая работа, то такие книги не читают.

— Значит одобряешь?

— У меня по каждому пункту куча возражений и вопросов, что значит — об этом хочется думать. Я, пожалуй, прочитаю, что ты напишешь.

Больше я ни к кому не пошел, а сел за компьютер и установил себе норму — минимум три страницы в день. Писал я рано утром, когда в квартире было тихо, а потом до вечера обдумывал написанное и составлял план на завтра. Объем книги был жестким — около трехсот страниц. Так мне рекомендовали в издательстве, куда я обратился за помощью. На роман уходило около трех месяцев. Потом я немного отдыхал и начинал новую книгу.

Первый же роман неожиданно стал популярным — редакция сама раскошелилась на промоутера. Критики меня ругали, но книга продавалась, и издательство заключило со мной договор на остальные девятнадцать. После пятой книги я подсчитал полученные гонорары и понял, что могу бросить работу и заняться писательством всерьез. Свой темп я оставил, но стал более тщательно редактировать тексты.

Книги выходили в ярких обложках, где художник изображал одиноких женщин. Вот она что-то печатает на компьютере, а рядом дымится чашка с кофе. Вот она смотрит в окно вместе с котом, устроившимся на подоконнике. Женщина в парке, в кафе, на берегу моря, в офисе, на кухне, за рулем машины… На изображения мужчин было наложено табу.

Жил я затворником. Приглашения на презентации и читательские конференции я выкидывал в мусорное ведро. Туда же шли предложения вступить в различные творческие союзы и общества. Жизнь моя проходила около компьютера и на набережной Невы, куда я ходил гулять, давая отдых уставшим глазам.

Писал я под псевдонимом, никто не знал, кто я, где живу и чем занимался раньше — издательство хранило мою тайну. В конце каждой книги я указывал почтовый ящик, куда можно было отправлять свои впечатления и критику. Двадцать книг — двадцать ящиков.

Письма приходили сотнями. Я их не читал, опасаясь, что стану подстраиваться под чужой вкус. Рецензии в Интернете я перестал читать по этой же причине.

— Правильно, — говорила жена. — На всех не угодишь, всем не ответишь.

Сама она мои романы не читала, объясняя, что знает все мои три мысли и без книг. Ее больше интересовали тиражи и гонорары. Впрочем, и меня тоже, как ни стыдно об этом говорить.

Когда серия была закончена, я почувствовал, что больше не способен написать ни единой строчки. Один вид текстового редактора на экране компьютера вызывал тошноту.

— Поживи на даче, — сказала жена. — Займись огородом, почини что-нибудь, грибы-ягоды пособирай.