Женщины, кот и собака

Во всем, что происходило, она всегда пыталась найти что-нибудь ободряющее. Такой у нее был характер. Вот и сейчас, поскрипев и поохав, окруженная неразобранными коробками и узлами, Евгения присела на стул и подозвала собаку.

– Как хорошо, Ладка! Ах, как хорошо! – приговаривала она, гладя собаку по холке.

– Вот мы с тобой и на природе! Вокруг лес – посмотри! А воздух, Ладунь! Мы и забыли, какой он бывает! Вот, в лес с тобой будем ходить, по грибы! Ты, правда, грибы не уважаешь… – Евгения шумно вздохнула и замолчала.

– Да и мне их нельзя… – поджелудочная шалит.

Собака смотрела на хозяйку не отрываясь. И словно чувствуя ее настроение, тихонечко заскулила.

– Нет, все равно хорошо! – придала голосу бодрости Евгения Сергеевна. – Ты вспомни: где нам с тобой на Ордынке гулять? А, дорогая? И вечно с пакетиком…

– Вот только как будет зимой? А, Ладунь? Не околеем? Да нет, не должны – печка хорошая! Я, представь себе, даже помню того печника! Нет, честное слово! Старый такой дедок, лет под триста. Типичный Щукарь, представляешь? Сплошная ненормативная лексика, Лад! И чудесные, «мудрые» руки!

Собака положила голову на лапы и закрыла глаза.

Через пару дней Евгения разобралась. Куда денешься! И окошки помыла, и стены, и пол. И занавески поменяла. И стало в доме куда веселей! Даже как-то уютно стало!

В доме было три комнатки: две небольшие, а третья – совсем кроха, метров пять, не больше.

Спальню себе соорудила в «большой», двенадцатиметровой.

Старый книжный шкаф, комодик, телевизор и диван. Возле окна – подстилка для Лады.

Лада перемену перенесла спокойно. Да и что нужно собаке? Постоянная близость хозяйки. А в каком интерьере – не важно.

В книжном шкафу обнаружилось огромное количество старых книг: папины – по военной истории, мамины – по домоводству и ведению сада, собрания сочинений Гончарова и Чехова в каком-то дешевом старом издании. Обложка копеечная, но твердая.

Листы разбухли от влажности, пахли сыростью и затхлостью. Но это не имело значения! И тот и другой были ее любимыми, до дыр зачитанными писателями!

«Ведь Антон Палыч всегда разный, – с восторгом подумала она. – Текст его переливается разными красками, трансформируется, модифицируется, расцветает! А персонажи? Какое же чудо!

Жизнь человеческая во всех ее проявлениях. Человек и велик, и жалок! Прекрасен и чудовищно уродлив!»

Гончаров ее уводил в далекие усадьбы, заросшие малахитовыми лесами, в бесконечные луга, колышущиеся душистыми травами. В мир с распахнутыми окнами веранд с цветными стеклышками пылающих на солнце витражей, с запахами мяты и душистой сдобы, с вселенским спокойствием, незыблемым, как, наверное, казалось тогда. С долгим чаепитием в саду, под цветущими вишнями. С карасями, серебрившимися в прозрачных судках, с густым запахом горящих вишневых дров под медными тазами с пузырящимся и булькающим малиновым вареньем. С жужжащими над жасмином осами, бьющимися в запотевшее от дождя окно сонными мухами.

От всего этого веяло таким счастьем, покоем, таким постоянством, что от этого становилось и хорошо, и грустно одновременно.

Евгения Сергеевна много читала и много спала. Подолгу гуляла с собакой – то в поле, то в лесу. Ходила на речку, заросшую тиной и кувшинками, зеленую и холодную, с мелким и узким, очень скользким, рыжим от глины берегом.

Лада яростно вбегала в воду и поднимала оглушительный лай.

А после купания от нее долго пахло болотом и тиной.

К дачной жизни они почти приноровились. А вот зима страшила – про нее Евгения Сергеевна старалась не думать.

Нужно было запастись дровами: старая печь «сжирала» немного, но… «есть» просила.

К своему удивлению и смеху, собрала «урожай» крыжовника и черной смородины. Сварила варенье. «На зиму», – грустно пошутила Евгения Сергеевна.

В сентябре набрала кучу опят и рядовок. От нечего делать засолила три банки. У соседа, знатного садовода, купила два мешка картошки и полмешка лука. Сосед – в благодарность, что ли – притащил ей три огромных кочана капусты. «Солите, Женечка! Витамины!»

Она и засолила. Получилось большое ведро.

«Вот и проживем, Ладуня!» – смеялась Евгения Сергеевна. – А куда нам деваться?»

Летом все было довольно приятно и весело.

Но подступала зима.

Конец октября оказался дождливым и очень холодным. С неба лилось без устали и перерыва. Дрова отсырели и плохо разгорались.

Собаку на улицу выгнать было сложно – дождь она не любила и жалобно скулила. Выбегала за калитку на полминуты – «по своим делам» – и тут же рвалась домой.

Поселок опустел. Почти все разъехались. В доме наискосок жил одинокий вдовец Луконидин – высоченный и худющий, одетый в кошмарные старые тряпки и очень похожий на огородное пугало.

Его городская квартира была отдана детям. С невесткой сварливый дед не ужился и лет десять назад переехал в поселок – окончательно и насовсем.

Дед был суров и необщителен. Но все равно было приятно видеть его горящее окно по вечерам. Все-таки живая душа рядом…

На соседней улице жила семья беженцев из Чечни. Свою дачку им милостиво и благородно отдали московские родственники.