Женщины, которые изменили мир

1931 г. Дали пишет «первый портрет Гала», она навсегда становится его музой

1934 г. Официальная регистрация брака с Сальвадором Дали, первая поездка в США, вызвавшая «сюрреалистическую лихорадку» в Новом Свете

1940 г. Эмиграция в США после вторжения фашистов во Францию

1948 г. Возвращение в Испанию, жизнь в Порт-Льигате

1958 г. Венчание с Сальвадором Дали

1968 г. Переезд в замок Пуболь и начало уединенной жизни

1982 г. Умерла в Порт-Льигате, похоронена в замке Пуболь

Голда Меир Дойти до мечты

3 мая 1898 года – 8 декабря 1978 года

Мечте объединить еврейский народ Голда Меир посвятила жизнь. Благодаря этой удивительной женщине на карте мира появилось государство Израиль, и миллионы евреев, разбросанных по разным странам, обрели наконец свою землю обетованную.

Когда в 1921 году Голда впервые приехала в Палестину, там было 80 тысяч евреев. Когда в 1974-м она покидала кресло премьер-министра Израиля, их было 3 миллиона. До конца своих дней она призывала: «Верьте в себя. Сделайте себя такими, чтобы счастливо прожить всю жизнь. Сотворите большую часть себя, раздувая сокровенные крошечные искры своих способностей в костры достижений».

«Я не выбирала карьеру. Я не выбирала профессию. Просто так получилось».

Золотая девушка

Голди Мабовитц родилась в еврейском квартале Киева 3 мая 1898 года в семье Мойше-Ицхoка и Блюмы Мабович. Голди была седьмым ребенком из восьми, четверо ее братьев и сестра умерли в младенчестве. Жизнь семьи была нелегкой – не хватало еды, одежды, к тому же весь квартал жил под постоянным страхом погромов.

В автобиографии она так описывает свое киевское детство: «Мне было года три с половиной. Мы жили в Киеве, в маленьком доме, на первом этаже. Ясно помню разговор о погроме, который вот-вот должен обрушиться на нас. Конечно, я тогда не знала, что такое погром, но мне уже было известно, что это как-то связано с тем, что мы евреи, и с тем, что толпа подонков с ножами и палками ходит по городу и кричит: “Христа распяли!” Они ищут евреев и сделают что-то ужасное со мной и моей семьей».

Однажды ночью семья Голди бежала из города, наспех похватав кое-какие вещи. Это детское ощущение ужаса от того, что приходится навсегда бросать родной дом, осталось с ней до конца жизни.

Когда девочке было восемь лет, семья эмигрировала в Соединенные Штаты и поселилась на севере, в Висконсине, в городе Милуоки, где к тому времени жил и работал отец. Выезд из России был нелегальным. Мать подделала документы, по которым Голди изображала пятилетнюю девочку, а ее семнадцатилетняя сестра Шана – двенадцатилетнюю. В дороге у них украли весь багаж, одежду, и единственной, кто не заболел во время месячного путешествия, была неугомонная Голди.

В Милуоки отец работал на двух работах – плотником и железнодорожным рабочим. Мать, ни слова не понимая по-английски, через две недели после приезда открыла бакалейный магазин в нижнем этаже квартиры, Голди ей помогала.

Шана, которая была для младшей сестры ближе отца и матери, научила ее читать и писать. С восьми лет Голди мечтала стать учительницей. Она перечитала всего Достоевского, Толстого, Чехова, Диккенса. Окончив в Милуоки начальную школу, собиралась учиться дальше, чтобы стать ребеци – «ученой женщиной». Но родители видели ее будущее иным. «Не стоит быть слишком умной, – говорил ей отец. – Мужчины не любят умных девушек». Было принято решение сосватать четырнадцатилетнюю Голди за тридцатилетнего страхового агента. И тогда она сбежала из дома к старшей сестре, которая к тому времени была замужем и жила в Денвере.

Годы, проведенные в доме Шаны, сильно повлияли на политические взгляды Голди. Шана устраивала у себя еженедельные сионистские[8] собрания, и на ее восприимчивую сестренку они производили сильное впечатление. Там Голди познакомилась и со своим будущим мужем – Моррисом Мейерсоном. По ее собственным воспоминаниям, она «заметила Морриса потому, что он был очень хорошо образован: он, самоучка, знал такие вещи, о которых Шана и ее друзья и представления не имели. Он любил, знал, понимал искусство – поэзию, живопись, музыку; он мог без устали растолковывать достоинство какого-нибудь сонета – или сонаты – такому заинтересованному и невежественному слушателю, как я».