Женщины, которые любили Есенина

В Берлине отношения между Есениным и Дункан становились все более напряженными. Ссоры и скандалы участились. Одним из свидетельств этого стало появление Айседоры в Берлинском доме искусств с черным пластырем на глазу, прикрывавшим синяк, полученный от ее благоверного.

Илья Эренбург, время от времени встречавшийся с Есениным и Дункан в ту пору, отмечал, что Дункан изо всех сил старалась помочь Есенину. По словам Эренбурга, «она не только обладала большим талантом, но и человечностью, нежностью и тактом, но он был бродягой-цыганом, который больше всего боялся постоянства сердца».

В другом случае Эренбург писал: «Есенин провел в Берлине несколько месяцев, изнывая и скандаля. Его неизменно сопровождал поэт-имажинист Кусиков, который играл на гитаре и заявлял: «Люди говорят обо мне, что я негодяй, что я хитрый и злой черкес». Они пьянствовали и пели. Изадора тщетно пыталась утихомирить Есенина, но одна такая сцена следовала за другой… Есенин в отчаянии бил посуду».

Недовольство Есенина окружающей его обстановкой было вызвано еще и тем, что он не знал немецкого языка и не пытался его выучить (равно как позднее было с французским, итальянским и английским). Это усугублялось и его ревностью к славе Айседоры — публика уделяла ей гораздо больше внимания, чем ему, несмотря даже на его скандалы.

После берлинских запоев Есенин чувствовал себя совсем плохо, и Айседора решила увезти его в Висбаден, известный бальнеологический курорт, чтобы поэт там отдохнул, пришел немного в себя, подлечился.

Именно там, в Висбадене, врач, обследовавший Есенина, дал заключение, что здоровье его серьезно пошатнулось, пациент должен хотя бы на два, а лучше три месяца бросить пить, иначе у мадам Дункан будет на руках законченный маньяк. Есенин, который только что пережил нервный срыв и страдал от неврита, обещал выполнить предписания врача.

Через некоторое время, а именно 13 июля, Есенин писал Илье Шнейдеру из Брюсселя: «Если бы вы видели меня сейчас, вы, наверное, не поверили бы своим глазам. Скоро месяц, как я уже не пью. Дал зарок, что не буду пить до октября. Все далось мне через тяжелый неврит и неврастению, но теперь и это кончилось».

В Висбадене Айседора наняла переводчицу — молодую полячку Лолу Кинель. В отеле «Роз» , где остановилась Дункан, Лола Кинель впервые увидела танцовщицу, изящно раскинувшуюся на кушетке.

«Через некоторое время, — вспоминала Лола Кинель, — из соседней спальни вышел молодой человек в белой шелковой пижаме. Он выглядел как русский танцовщик из американского водевиля: бледно-золотые кудрявые волосы, наивные голубые глаза, весьма сильное мускулистое тело… Это был Есенин. Позднее я обнаружила, что он не всегда наивен. Он был застенчив, и подозрителен, и инстинктивно умен. К тому же он был очень впечатлителен, просто как ребенок, весь искрученный и полный комплексов — крестьянин и поэт в одном лице».

Кинель писала, что поняла тогда, почему у Есенина лицо землистого цвета и синеватые губы и почему он часто бывает так напряжен. «Он пил несколько лет, пил тяжело, как пьет большинство русских, и эта неожиданная остановка в пьянстве должна была сильно сказаться на его нервах».

И вообще в семействе Есенина-Дункан далеко не все было безоблачно. Лола Кинель вспоминала об одном вроде бы незначительном, но довольно характерном эпизоде, случившемся в Дюссельдорфе.

Дело было на третий день после того, как Лола поступила на службу к Дункан. В три часа ночи в номер, расположенный рядом с номером Айседоры, раздался стук в дверь. Лола проснулась и спросила:

— Кто там?

— Это я, Изадора. Впусти меня.

Лола вылезла из постели и открыла дверь. Дункан ворвалась в номер, глянула на Лолу, потом на ее постель и наконец выдавила из себя:

— Есенин исчез.

— Вы в этом уверены? — спросила Лола.

— Он ушел, — ответила танцовщица. — Я нигде не могу найти его.

— Может быть, он в туалете?

— Нет, — презрительно отозвалась Дункан. — Я там смотрела.

Она вышла так же поспешно, как и появилась. Лола схватила свое кимоно и последовала за Айседорой, потому что волнение Дункан передалось и ей.

Дункан быстрыми шагами пересекла холл до маленькой спальни, где спала ее горничная Жанна. Айседора постучала в дверь и, как только дверь открылась, ворвалась в комнату, оглядела постель и сказала по-французски:

— Месье исчез.

— У меня его нет, — пробормотала испуганная Жанна.

Айседора резко повернулась на каблуках и вышла из комнаты. Лола и Жанна последовали за ней. Все трое остановились в большом салоне Дункан и стали совещаться. Айседора стояла на том, чтобы немедленно сообщить портье и объявить розыск. Лола, сама не зная почему, не соглашалась. Вдруг ей пришла в голову неожиданная мысль — она вышла на середину салона и громко сказала по-русски:

— Сергей Александрович! Где вы?

— Здесь я, — отозвался Есенин.

Они бросились на звук его голоса и обнаружили, что за тяжелой портьерой на узком балкончике стоял Есенин. Он, оказывается, вышел подышать воздухом.