Женщины, которые любили Есенина

— Ты тратишь слишком много времени, думая об этих … детях!

А в Венеции тем временем атмосфера накалялась. Супружеская пара Есенин-Дункан обычно проводила свое время в пляжном домике рядом с отелем, где они жили. Сохранились фотографии, сделанные, как предполагают, в августе 1922 года. На них запечатлен Есенин в свободно сидящей на нем светлой пижаме и несколько пополневшая Дункан. На одной из фотографий видно, как Айседора крепко держит Есенина за руку. Как собственница. А у Есенина нервы напряжены до предела — он с трудом удерживает себя от запоя. Любовь Айседоры, нежная и добрая, тоже несколько раздражала его постоянным посягательством на его свободу.

Однажды Есенин заявил, что хочет отправиться на прогулку, на что Дункан немедленно объявила, что либо она сама, либо горничная Жанна, либо Лола Кинель будут сопровождать его. Есенин сердито отозвался:

— Я иду один. Я хочу побыть один. Я просто хочу погулять один.

Айседора воскликнула:

— Я не пущу его одного. Он может убежать. Такое уже было в Москве. А тут кругом женщины!

В комнате воцарилось молчание, потом Есенин неожиданно упал в кресло и очень спокойно обратился к Лоле Кинель:

— Скажите ей, что я никуда не иду.

Дункан всхлипнула, Есенин бросился на постель лицом вниз, а она принялась целовать его голые пятки. Кинель предпочла ретироваться.

А на следующий день Есенин запил после более двух месяцев воздержания. Они нашли его в пляжном домике. Есенин сидел, перед ним стояла бутылка шампанского, лицо у него было серым и опухшим.

После этого Есенин сбежал из отеля. Айседора вместе с Лолой Кинель отправились на поиски, предварительно осушив бутылку шампанского.

«Прошел час, второй, — вспоминала Кинель, — Изадора время от времени становилась разговорчивой. Вино привело ее в мечтательное настроение. Она начала с юмором и иронией рассказывать о своих любовниках, о странностях судьбы, которая посылала ей в любовники только эксцентричных мужчин. Она обсуждала со мной наилучший способ самоубийства — поскольку именно это она решила совершить, если мы найдем Есенина мертвым. При этом она хрустела подсоленным миндалем».

Когда они вернулись на пляж отеля, Дункан, растянувшись на песке, сказала:

— Нет, я не думаю, что мне следует кончать жизнь самоубийством, мои ноги все еще прекрасны.

А Есенин тем временем благополучно вернулся в их номер в отеле, после того как хорошо выспался под кустом в саду. При этом он снова стал настаивать на своем желании прогуляться одному.

Пребывание Есенина и Дункан в Италии подходило к концу. Сергей Александрович, надеясь обрести в Париже большую свободу, попросил Лолу Кинель перевести Айседоре его требования.

— Когда мы приедем в Париж, я хочу иметь собственный ключ от дома. Я хочу приходить и уходить, когда мне заблагорассудится, и хочу гулять один, если мне так нравится. Никаких приказов. Я не болен, и я не ребенок. Скажите ей это. Я желаю иметь абсолютную свободу — даже других женщин, если захочу. Я не собираюсь сидеть взаперти в отеле, как невольник. Если я не могу делать то, что хочу, я уеду. Я могу здесь сесть на пароход до Одессы. Я хочу обратно в Россию. Будет интересно познакомиться с этими француженками… Я так много слышал о них.

Это последнее замечание было высказано тоном капризного ребенка, который ужасно хочет попробовать новое пирожное, о котором уже слышал.

Вот тут-то Лола Кинель взорвалась и бросила Есенину в лицо:

— А вы порядочная сволочь!

Накануне вечером она не отправила две телеграммы, сочиненные пьяным поэтом двум своим литературным друзьям — одному в Москву, другому в Берлин — с призывом немедленно приехать.

На следующий вечер Дункан и Есенин решили выехать в Берлин — без Лолы Кинель. Айседора объяснила ей, что Есенин теперь ненавидит ее и не доверяет.

После работы у Дункан и Есенина, которая продолжалась два месяца, обычная жизнь показалась ей серой.

Зная русский язык, Лола могла понимать Есенина гораздо лучше, чем Мари Дести или Ирма Дункан. «Путешествуя вместе с Изадорой и Есениным, — писала она впоследствии, — я имела больше возможностей видеть подробности их жизни, потому что я была не только секретарем, но и переводчицей, постоянным посредником между ними, поскольку эти два человека не могли разговаривать друг с другом непосредственно. Изадора не знала русского языка, а ее муж Сергей Есенин говорил только по-русски. Поэтому я должна была переводить все на свете, начиная со споров о Боге и кончая тем, как мужчины и женщины в разных странах спят друг с другом».

Если Есенин хотел прикоснуться к прошлому Дункан, то Париж как нельзя лучше подходил для этого. Париж занимал особое место в сердце Айседоры. Здесь она выступила в 1900 году, когда ей было всего двадцать три года, здесь она встретила миллионера Париса Зингера и открыла школы в Нейли и Бельвью. Здесь же утонули ее дети. К концу жизни Париж стал ее любимым домом.

Есенин в Париже тоже чувствовал себя уютнее, чем в Берлине. Впоследствии, в 1924 году, он говорил: