Женщины, которые меня… научили готовить

6. Переложить готовую говядину в отдельную посуду.

7. Уменьшить огонь до среднего. Добавить в ту же сковородку, где жарилась говядина, лук и обжаривать его до момента, пока он не размякнет и не впитает в себя сок, оставшийся от жарки говядины. Добавить томатную пасту и перемешать с луком. Продолжать жарить в течение 5 минут.

8. Добавить подготовленную в самом начале смесь специй, лимонное сорго и бадьян. Перемешать и тушить без крышки около 5 минут. Кухню должен заполнить невероятный аромат специй. Вернуть в сковородку отложенную говядину. Добавить кокосовый сок и воду.

9. Довести до кипения, затем накрыть крышкой и варить на медленном огне в течение примерно одного часа, пока говядина не станет мягкой и нежной. Не допускать, чтобы кусочки говядины разварились.

10. Добавить морковь и картофель. Вновь вскипятить блюдо и варить его еще около часа.

11. Добавить рыбный соус до достижения нужного вкуса.

12. Перед подачей на стол удалить лимонное сорго и бадьян.

13. Разлить суп в глубокие миски и украсить нарезанной кинзой или тайским базиликом.

Подавать с подогретым французским багетом или азиатским рисом.

Москва, Россия. Поцелуй со вкусом арахисового масла

– Поцелуй меня. – Голос ее звучал почти требовательно и безапелляционно. До отправления поезда, который покончит с этой необязательной, а в результате получившейся еще и тягостной встречей, оставалось 15 минут.

Еще утром я понял, что вчерашний, вроде бы дружеский звонок был напрасным, но отменить встречу было как-то неудобно. Видимо, вечером портвейн в голове в очередной раз сыграл злую шутку, и я с готовностью пообещал встретиться и даже попросил проводить до вагона – абсолютно несвойственная мне романтика.

Подождите… Целоваться на перроне Курского вокзала? Не в Париже или Милане. В Москве, среди снующих бомжей, работяг и якутов-носильщиков? Но сил противиться ее требованию я не нашел.

– Знал бы, во что все это выльется – был бы осмотрительней. Ну не бросать же теперь пить, в конце концов. – Замечание показалось мне резонным и оправдывающим странные поступки. Решив, что неприятный момент встречи ограничен расписанием Сапсана, я успокоился и начал сборы. До отправления поезда оставалось шесть часов.

После окончания института прошло двадцать лет. Я знал, что Наташа вышла замуж за какого-то араба, с которым жила все пять лет обучения, и уехала с ним куда-то на Запад. Или на Восток… Я почти не вспоминал её. Волнующие картины иногда будил только запах арахисового масла. Удивительным образом очень долго после близости с любой женщиной во рту у меня появлялся ощутимый вкус арахисового масла…

* * *

Наташа была моей первой женщиной. Вернее, не совсем первой, если говорить о физиологическом смысле этого понятия. Первой была другая, но то скорее было от безысходности. Натали же стала по-настоящему первой. Меня, неопытного и застенчивого первокурсника из Баку до глубины души поразило, что она относилась ко мне, как к Мужчине. И хотя она была старше меня на два года (в институте почти недосягаемая разница в возрасте) во всех её поступках отчетливо чувствовалось уважение. В постели она была покорна, но умело направляла мои действия, а после секса вставала первой и, о боги, обтирала меня смоченным теплой водой полотенцем и приносила чай. А потом обязательно готовила ужин, что для растущего организма было самой желанной наградой. Не знаю, может, потом мне просто не везло, но больше такого уважения к мужскому началу я не встречал. Первая наша близость запомнилась мне не самим сексом (в двадцать лет как-то не придаешь значения деталям и нюансам), а невероятно вкусным ужином – курицей по-бедуински. Так это блюдо называла Наташа. Уж не знаю, делали ли это блюдо бедуины, но я мысленно благодарил автора рецепта этой божественной курицы в густом арахисовом соусе. По негласному правилу наши встречи имели четкую взаимную заинтересованность. Секс в обмен на курицу по-бедуински.

* * *

– Так ты поцелуешь меня? – Да, именно требовательность сквозила в её голосе. Не просьба, не пожелание. Она требовала и требование это подкрепляла пронзительным взглядом.

Подождите… Целоваться на перроне Курского вокзала? Не в Париже или Милане. В Москве, среди снующих бомжей, работяг и якутов-носильщиков? Но сил противиться её требованию я не нашел.

Изобразив на лице теплоту и радушие (которое, однако, нельзя было бы принять за чувственность), я обнял ее за голову и поцеловал. Аккуратно, как бы остерегаясь сделать ей больно. Лоб, глаза, скулы… Она казалась безучастной к поцелуям, хотя явно чего-то ждала. В какую-то секунду этого мучительно долгого поцелуя мне даже показалось, что она считает про себя, словно ныряльщик под водой, опустившийся на дно ради спора на время. Но когда мои губы коснулись уголка её рта, ныряльщик, сидящий в ней, выдохнул. Она хищно впилась в меня и…

* * *