Женщины-масонки

– Господин Бейль, я должен поторапливаться.

– Так вы идете?

– Сию же минуту.

– Один?

Господин Бланшар посмотрел на Филиппа с удивлением.

– Уж не хотите ли вы часом сопровождать меня?

– Но…

– Отвечайте.

– Ну что ж, отвечу! А что, если я хочу идти с вами, господин Бланшар?

– Это значит, что все поменялось бы местами самым причудливым образом.

– Что вы хотите этим сказать?

– К сожалению, я вынужден был бы всеми доступными мне способами помешать осуществлению вашего желания.

– Ого!… Господин Бланшар!…

– Это будет так, как я имел честь вам сообщить.

– Но почему же вы хотите помешать мне? – спросил ошеломленный Филипп.

– Так вы не поняли?

– Нет.

– Вы не понимаете, что все эти ночи, дни, недели я в одиночку подвергался всяким опасностям, в одиночку испытывал все тревоги, в одиночку строил и осуществлял все комбинации? Вы не понимаете, почему я хочу собрать все плоды моих усилий и моей безрассудной храбрости?… И вы полагаете, что в тот момент, когда я могу достигнуть цели, я возьму себе товарища? А для чего? Чтобы он следил и следовал за мной?… Игра не стоит свеч.

– Я хотел всего-навсего разделить все опасности.

– Ну уж нет! Ну нет!

– Однако…

– Господин Бейль! Не заставляйте меня сказать вам, что таким образом вы плохо отблагодарили бы меня за все, что я для вас сделал.

– Я знаю, что всем обязан вашей самоотверженности.

– Так будьте же благоразумны и не отнимайте у меня славы моих открытий; не превращайтесь в моего Америго Веспуччи.

Филипп пребывал в нерешительности.

Его заставило поколебаться отнюдь не красноречие господина Бланшара; господин Бланшар был у него на втором месте.

А на первом месте у Филиппа Бейля была его супружеская честь, была забота о своем покое.

Должен ли он был проследить за женой до конца, другими словами – проникнуть за ограду?

Была ли у него уверенность, что, сделав из своей ревности публичное зрелище, он не станет на этом пути посмешищем?

Посмешищем! Это-то слово и заставило Филиппа Бейля остановиться. Опасность оказаться смешным, быть может, и существовала за этим поясом укреплений, она могла подстерегать Филиппа или надеялась его подстеречь и готовилась покрыть его позором на первом же шагу. А в таком случае разумнее было бы повернуть назад.

Но, когда он уже принял это решение, в голову ему пришла другая мысль, мысль серьезная и тревожная.

До какого момента должен он позволять господину Бланшару видеть то, что он, Филипп, не хочет или же не дерзает увидеть? И не заключается ли его супружеский долг в том, чтобы помешать господину Бланшару очутиться с Амелией лицом к лицу? Зачем же он, Филипп, делает господина Бланшара свидетелем чудовищного скандала?

Так-то оно так, но тем не менее без господина Бланшара, без этого наперсника, которого поставил у него на пути услужливый случай, Филипп ничего сделать не может; глубже, чем когда бы то ни было, он погрузится во тьму подозрений, обступивших его со всех сторон. Что же делать? И чего делать не надо?

Филипп застыл неподвижно на этом перекрестке сомнений.

Наконец он решил предоставить все Провидению.

– Идите же! – со вздохом сказал он господину Бланшару.– Идите, Гарун-аль-Рашид, не желающий иметь подле себя Джаффара![85]

– В добрый час!

– И пусть вас сопровождают мои благие пожелания!

– Спасибо!

Господин Бланшар начал было готовиться к спуску.

– Еще одно слово! – сказал Филипп Бейль.

– Последнее?

– Последнее.

– Хорошо, только побыстрее.

– Так вот: у меня есть предчувствие, что вы увидите весьма странные вещи.

– На это я и рассчитываю.

– И, быть может, важные вещи.

– Кто знает?

– Дайте же мне честное слово порядочного человека, что, каково бы ни было это зрелище, вы никому не расскажете о нем, прежде чем не расскажете мне.

– Это более чем справедливо.

– Так вы даете слово, господин Бланшар?

– Даю,– отвечал тот, пораженный и настойчивостью Филиппа, и тоном, каким он произнес последние слова.

Мужчины обменялись рукопожатием.

– Это все, что вы хотели мне сказать? – спросил г-н Бланшар.

– Да, все.

– Так до свидания, дорогой господин Бейль.

– До свидания! Желаю удачи!

Господин Бланшар, используя углубления в стене, вскарабкался наверх и исчез.

Филипп Бейль еще некоторое время оставался на бульваре Инвалидов, прислушиваясь, но не улавливая ни единого звука, вглядываясь в темноту, но видя лишь тени деревьев, очерченные колеблющимися лучами света газовых фонарей.

XXV МУЖ И ЖЕНА

Вернувшись домой, Филипп Бейль первым делом позвал своего камердинера Жана и дал ему распоряжения, которые привели слугу в глубокое замешательство.

Амелия еще не возвращалась.

Филипп слышал, как поочередно пробило сперва одиннадцать часов, потом четверть двенадцатого, потом половину двенадцатого.

В половине двенадцатого Жан тихонько приоткрыл дверь гостиной, где Филипп Бейль прохаживался в волнении, которого он уже и не думал скрывать.

– Ах, это вы, Жан! – сказал он, не прерывая ходьбы.

– Да, сударь.

– Вы сделали то, что я приказал?

– Да, сударь.

– Отлично. Держитесь поблизости: я вам позвоню.

В то же мгновение во дворе раздался стук колес, и через две минуты Амелия оказалась лицом к лицу с Филиппом.