Женщины-масонки

На следующее утро экипаж, принадлежавший «Гостинице для всего мира», отвез Марианну в Пуэнт-де-Сюд, где, как нам известно, проживала графиня д'Энгранд.

Марианна явилась к графине одна. Это подозрительное обстоятельство послужило причиной холодного приема, который ей оказала графиня, но Марианна ожидала этого и отнюдь не была удивлена.

Единственно, что могло ее удивить, единственно, чего она как раз и не заметила, было величайшее внимание, с каким ее с ног до головы разглядывала маркиза де Пресиньи. Нечто гораздо большее, нежели простое любопытство, сквозило в проницательном, испытующем взоре, который устремила на Марианну богатая вдова.

Марианна держалась просто и достойно, выражая свою признательность Амелии; она нашла слова, до глубины души растрогавшие юную девушку, и, если бы не властный взгляд матери, она тут же протянула бы певице руку.

– Вы спасли меня от страшной опасности,– сказала ей Марианна,– от опасности, как уверяют, страшнейшей на свете: от грозившей мне смерти, и хотя у меня нет ни малейшего желания цепляться за жизнь, я все же должна поблагодарить вас, ибо вы пробудили во мне новые для меня и очень добрые чувства – чувства уважения и признательности.

Визит Марианны продолжался всего несколько минут; затем она встала и снова обратилась к Амелии:

– Мадемуазель, я дочь народа, и потому я суеверна; сколь ни мало места должна я занимать в вашей памяти, сколь ни велико расстояние, которое всегда будет разделять нас, я все же полагала бы, что не сумею выразить всей моей благодарности, если не приведу доказательства.

– Доказательства? – пробормотала графиня д'Энгранд.

– О, сударыня,– поспешно заговорила Марианна,– вы, конечно, могли бы подобрать раковину на морском берегу, и потому вы, конечно, разрешите вашей дочери принять от меня этот подарок – эта вещь драгоценна только благодаря своему происхождению.

И она смиренно протянула Амелии курильницу, эта вещица была и впрямь очень простой, но вместе с тем и великолепной работы.

Амелия взяла ее, предварительно испросив глазами разрешения у матери, молчание которой она истолковала как позволение.

– Какого же происхождения эта вещица? – спросила маркиза де Пресиньи, впервые вступая в разговор.

– Этим летом, после премьеры «Семирамиды»[17] мне подарил ее один из великих маэстро – Россини, которого на спектакль притащили почти насильно.

Это сообщение одновременно потрясло и графиню, и маркизу.

– По мнению маэстро,– продолжала Марианна, – ценность этого подарка увеличивает и делает его вдвойне драгоценным то обстоятельство, что некогда эта курильница принадлежала самой Малибран[18].

– Моей дочери неизвестно, кто такая Малибран, сударыня,– произнесла графиня д'Энгранд.

Марианна слегка покраснела.

– Малибран,– повернувшись к Амелии, печально заговорила она,– принадлежала к числу тех несчастных женщин, которым небо посылает душу, видимую так же ясно, как свет лампы, и гений которых такого рода, что приводит их к скорой смерти. Это была певица, мадемуазель. Возможно, через несколько лет, когда вы станете взрослой девушкой, вы услышите это имя в салонах, которые вас ожидают, или в украшенных гербами ложах Итальянской оперы – прислушайтесь, не бойтесь: это имя пробудит у вас лишь трогательные воспоминания и сладкие чувства; такова привилегия тех женщин, которые столь мужественно шагают от рампы к могиле. И тогда, мадемуазель, вы, которую все блага жизни легко могут сделать особой доброжелательной, соблаговолите вспомнить ту, которой вы спасли жизнь, и порой к прославленному имени Малибран присоедините недостойное имя Марианны.

– Марианны? – резко повторила г-жа д'Энгранд.

Ее глаза встретились с глазами маркизы де Пресиньи, которая улыбалась так, словно ожидала этого.

– Так вы Марианна?… Певица Марианна? -еще раз повторила г-жа д'Энгранд.

– Да, сударыня,– отвечала удивленная Марианна.

Как мы заметили прежде, Марианна встала; она уже намеревалась откланяться, когда г-жа д'Энгранд встала и заговорила с видом человека, принявшего определенное решение:

– Поступок моей дочери не заслуживает ничего иного, кроме простой благодарности; то, что она сделала для вас, она сделала бы ради любой другой особы. Заберите же вашу драгоценность, сударыня, заберите ее; вы не должны выпускать ее из своих рук.

И с этими словами, в которые она вложила все, чем можно оскорбить человека, не имея для этого другого средства, кроме голоса, г-жа д'Энгранд взяла курильницу из рук дочери и протянула ее Марианне.

– О! – прошептала Марианна, вздрогнув от обиды и удерживая готовые брызнуть слезы.

Снова усевшись в карету, которая привезла ее сюда, и прижимая платок к губам, Марианна всю дорогу от Пуэнт-де-Сюд до Тета клялась в вечной ненависти к надменному семейству д'Энграндов.