Женщины на российском престоле

Фаворит императрицы Анны Иоанновны герцог Курляндский Эрнст Иоганн Бирон

Как в середине марта 1730 года Бирон приехал в Москву к Анне Иоанновне, так они и не расставались до самой смерти императрицы в октябре 1740 года. Более того, их видели постоянно рука об руку, что служило предметом насмешек в обществе, и, соответственно, сами насмешки становились предметом расследования Тайной канцелярии.

Влияние Бирона на царицу было огромно, подавляюще. Дело тут не столько в личности временщика – человека красивого, видного, безусловно, волевого и умного, – сколько в чувствах царицы, с радостью подчинившейся своему хозяину, господину. Отныне и навсегда она была с ним. Они даже болели одновременно, точнее, болезнь Бирона делала императрицу больной. Английский резидент Клавдий Рондо, сообщая в Лондон о том, что Анна «не совсем здорова», писал: «Несколько дней тому назад ей, а также фавориту ее графу Бирону (он стал герцогом в 1737 году. – Е. А.) пускали кровь. Государыня во время болезни графа кушала в его комнате». Там же она принимала посетителей или в связи с недомоганием Бирона вообще никого не принимала. Фельдмаршал Миних писал, что «государыня вовсе не имела стола, а обедала и ужинала только с семьей Бирона и даже в апартаментах своего фаворита».

Бирон был женат на фрейлине Анны Иоанновны. У них, как мы уже знаем, официально было трое детей: Петр, Гедвига Елизавета и Карл Эрнст. Дети совершенно свободно чувствовали себя при дворе, не в меру проказничая и издеваясь над придворными. Императрица очень тепло относилась к молодым бирончикам, особенно к Карлу Эрнсту, который, как предполагают, был ее сыном. Награды и чины сыпались на них как из рога изобилия. Вот как Клавдий Рондо описывает аудиенцию у царицы саксонского посланника Зумма 29 апреля 1738 года: «Он передал царице две ленты ордена Белого Орла (высший польский орден. – Е. А.).

Ее величество немедленно возложила их на принцев Петра и Карла, сыновей герцога Курляндского».

Создается впечатление, что Анна и Бироны составляли единую семью. Они вместе присутствовали на праздниках, вместе посещали театр и концерты, катались на санях по Невскому, а по вечерам играли в карты. Этот треугольник мог удивлять наблюдателей, но история знает немало подобных комбинаций, в которых все и всем давным-давно ясно, и у каждого своя роль, свое место и общая судьба.

Приятелям Бирон жаловался на то, что вынужден целыми днями быть с императрицей, тогда как его ждут государственные дела. Но это – или минутная слабость, или лукавство. Помня печальную судьбу своего предшественника Бестужева, Бирон ни на один день не оставлял Анну Иоанновну без присмотра. Если он уходил, то возле царицы оставалась его супруга или кто-нибудь из соглядатаев. Русскому послу в Варшаве И. Х. Кейзерлингу он откровенно писал: «Крайне необходимо осторожно обращаться с великими милостями великих особ, чтоб не воспоследовало злополучной перемены». И этому правилу Бирон следовал всю свою жизнь с Анной Иоанновной. Умирая, она отдала своему возлюбленному самое дорогое, что у нее было, – власть, и не ее вина, что он не удержал этот подарок в своих руках.

Голубая мечта Бирона

Воцарение Анны открыло перед Бироном головокружительные горизонты. Анна Иоанновна выхлопотала для любимца у австрийского императора титул имперского графа, он стал кавалером высшего ордена – Андрея Первозванного и обер-камергером. Для того чтобы это выглядело посолиднее, в Табель о рангах были внесены изменения, и новоиспеченный обер-камергер вместе с чином «переехал» из 4-го сразу во 2-й класс.

Но заветной мечтой Бирона было стать герцогом Курляндским, занять по-прежнему пустующий трон в Митаве. Дело это было многотрудное: пруссаки и поляки внимательно присматривались к Курляндии. Кроме того, курляндское дворянство слышать не хотело о передаче трона худородному Бирону. Сохранилась подробная переписка фаворита с Кейзерлингом – русским посланником при саксонско-польском дворе. Бирон изо всех сил стремился усыпить бдительность возможных конкурентов – ставленников польского и прусского королей. Он писал Кейзерлингу: «От меня выведывают, не имею ли я особой какой-либо цели в курляндском деле. Ваше высокоблагородие знаете, как я мало склонен к тому во всю мою жизнь, а тем более на будущее время, ибо я доволен своим положением, и если только Богу угодно даровать нам герцога, то мне должно быть все равно, кто бы он ни был, только бы страна могла быть счастлива с ним». И далее: «Мое постоянное желание – отказаться от всего света и короткое время моей жизни провести в спокойствии… теперь я не тот, кто ищет славы от своих трудов».