Женщины на российском престоле

Вернувшись в Россию в 1730 году, Тредиаковский стал академиком, модным поэтом. Его перевод французского романа П. Тальмана «Езда в остров Любви» был весьма популярен в обществе. Тредиаковского приблизили ко двору, и он сделался придворным, а в сущности, дворовым поэтом Анны Иоанновны. Императрица и ее окружение – люди невежественные и спесивые – видели в Тредиаковском не поэта, а стихоплета, которому можно поручить написать оду, гимн к случаю или непристойные куплеты для увеселения помещицы Ивановны. «Имел счастие, – вспоминал поэт, – читать государыне императрице у камеля (камина. – Е. А.) и при окончании онаго чтения удостоился получить их собственных Ея императорского величества рук всемилостивейшую оплеушину».

Аннинская эпоха жестоко и несправедливо обошлась с Василием Кирилловичем. В ее душной атмосфере он оказался лишним, талант его остался не востребован обществом. Слабый и беззащитный, Тредиаковский не сумел найти для себя «ниши», в которой он мог бы заниматься своей любимой поэзией. Он стал сварливым неудачником, нудным жалобщиком, его болезненно терзала критика, над ним потешалась читающая публика. Но несмотря на общий смех, унижения при дворе, страх перед Тайной канцелярией, Тредиаковский был верен своей трудолюбивой музе. Он с редким упорством писал стихи, делал переводы – десятки томов. Он был лучшим теоретиком стиха в России, выдающимся знатоком западной поэзии. И все равно ничто не защитило его от насмешек и пренебрежения тех, кто учился мастерству на его несовершенных виршах. Прошло немного времени – и Ломоносов с Сумароковым безжалостно отобрали у Тредиаковского пальму поэтического первенства.

«Куда подует самовластье»

Науки и искусства были приятны императрице, но доклады и экстракты Ушакова все же интересней. Учреждение у него было небольшое – человек пятнадцать-двадцать, и без дела они не оставались: колодников у Андрея Ивановича сидело до двухсот-трехсот человек. И хотя ни о каких массовых репрессиях говорить не приходится (при Анне было рассмотрено не более двух тысяч политических дел, а при Елизавете за первые десять лет ее правления – 2500), тем не менее Тайная канцелярия была местом нехорошим.

Мстительная и злопамятная Анна Иоанновна лишь ждала случая, чтобы посчитаться с бывшими верховниками за свое унижение в 1730 году. По спорному делу о наследстве в страшную машину Тайной канцелярии в 1736 году был затянут князь Дмитрий Михайлович Голицын. Он был стар и болен, давным-давно отошел от государственных дел и жил в окружении книг в своем подмосковном имении Архангельском. В декабре 1736 года было приказано силой привести его на допрос.

Сохранился рассказ его дворовых о том, как гордый князь вел себя при аресте. Когда караульные получили указ Анны Иоанновны снять с него шпагу и кавалерию ордена, то «он им снять с себя не дал и [сам], сняв с себя кавалерию и шпагу, выбросил в окно на улицу, и присланы были по него гренадеры, чтоб ево брать во дворец, и он им взять не дался ж и говорил: „Меня и свои люди отнесут“, и как ево люди взяли и, положа на скатерть, понесли во дворец, и сама государыня изволила глядеть из окна по пояс и говорила ему: „Принеси, князь Дмитрей Михайлович, вину, я тебя прощу“, и он сказал: „Не слушаюсь я тебя, баба такая“, а персону до Ее величества оборачивал все к стене и не глядел на нее, такой он сердитой человек».

Суд приговорил бывшего главу верховников к смертной казни, замененной заточением в Шлиссельбургской крепости. Сосланы были и его родственники. 9 января 1737 года Голицына привезли на мрачный остров. Он протянул только до весны и 14 апреля умер в тюрьме. В 1738 году наступила очередь Долгоруких. Фаворит Петра II Иван Долгорукий и его отец Алексей Григорьевич вместе с женами и детьми были отправлены в ссылку еще в 1730 году. Здесь не было какого-то особого злодейства – так всегда поступали в России: ссылали или казнили не только опального вельможу, но и весь его род, корень.

Долгорукие обвинялись в том, что не оберегали здоровья юного царя Петра II, занимали его охотой и развлечениями, тем самым «отлучая Его величество от доброго и честного обхождения», а потом, несмотря на то, что царь был «в таких младых летах, которые еще к супружеству не приспели… привели на сговор к супружеству к дочери его, князь Алексеевой, княжне Катерине».

Вначале семейство отправили в дальнюю пензенскую деревню. По дороге обоз Долгоруких нагнал посланный из Москвы офицер и отобрал у них ордена и прочие награды. Не успели сосланные разместиться в селе, где им предстояло жить, как пришла новая напасть. Вот как описывает это жена князя Ивана Наталья Борисовна: «Взглянула я в окно, вижу пыль великую на дороге, видно издалека, что очень много едут и очень скоро бегут». Это по указу царицы прибыл отряд солдат, чтобы арестовать Долгоруких и везти их в Сибирь, в Березов. Начался долгий и скорбный путь по рекам, непроезжим дорогам, все дальше и дальше от Москвы…