Женщины на российском престоле

Кроме того, стало известно о каких-то ночных бдениях в доме Волынского. Действительно, Артемий Петрович и его друзья-«конфиденты» сочиняли «Генеральный проект поправления государственных дел». Знания и опыт кабинет-министра и его товарищей, чиновников высокого ранга, позволили усмотреть немало недостатков в государственной системе и предложить пути их исправления.

Вечеринки в доме холостяка Волынского и даже сочинение проекта в принципе не содержали в себе криминала – прожектерство было тогда делом распространенным и весьма поощряемым властью, но подозрительный Бирон усмотрел в инициативе «конфидентов» преступный умысел.

После случая с Тредиаковским Бирон, страшно раздраженный на Волынского и умело управляемый Остерманом, потребовал от царицы убрать Артемия Петровича. Та не без колебаний согласилась, а уж Ушаков дело свое знал хорошо. Начались допросы. Их протоколы почти сразу же попадали во дворец, к Анне Иоанновне, и она вошла во вкус розыска и даже собственноручно написала «допросные пункты» для Волынского: «1. Не ведом ли он от премены владенья, перва или после смерти государя Петра Второва, когда хотели самодержавство совсем отставить. 2. Што он знал от новых прожектов, как вперот Русскому государству быть. 3. Сколько он сам в евтом деле трудился» – и т. д.

С 7 мая начались пытки. Ими вынудили Волынского признаться, что он хотел с помощью заговора сам занять российский престол. В начале следствия Артемий Петрович просил его помиловать – плакал, валялся в ногах у следователей, но когда дело дошло до застенка и дыбы, он – перед лицом смерти – разительно изменился. По крайней мере, материалы следствия говорят о высоком достоинстве гордого кабинет-министра – он не рыдал, не стоял на коленях, не оговаривал невинных и даже стремился выгородить «конфидентов», взять их вину на себя.

20 июня 1740 года созванный указом Анны Иоанновны суд – Генеральное собрание – приговорил бывшего кабинет-министра к урезанию языка и посажению на кол, а его приятелей – Хрущева, Мусина-Пушкина, Соймонова, Еропкина – к четвертованию, Эйхлера – к колесованию, а Суда – к простому отсечению головы. Кто вынес этот лютый приговор? Не Бирон или Остерман, хотя именно они были тайными руководителями следствия, а члены суда: фельдмаршал князь Н. Ю. Трубецкой, канцлер князь А. М. Черкасский, сенаторы – все русские, знатные люди, почти все – частые гости и собутыльники хлебосольного Артемия Петровича. Приходя в его дом, они любили посидеть, выпить да поесть с Артемием, наверное, ласкали его детей – сына и трех дочек, живших с Волынским-вдовцом. А 20 июня они, не колеблясь, приговорили самого Артемия к посажению на кол, а невинное существо – отроковицу Аннушку, старшую дочь своего приятеля – к насильному пострижению в дальний сибирский монастырь, и спустя четыре месяца, когда Волынского уже казнили, не воспрепятствовали этой жестокой экзекуции. Патриотическое, дружеское, любое иное гуманное чувство молчало, говорил только страх. Ведь известно, что один из судей над Волынским (а ранее вместе с ним – судья над Д. М. Голицыным) генерал-полицмейстер В. Ф. Салтыков подписал в 1736 году приговор о ссылке князя Алексея Дмитриевича Голицына в дальний Кизляр вместе с женой. А женой сына верховника была его, Салтыкова, родная дочь Аграфена Васильевна! И ничего, смолчал, стерпел и думал, вероятно, как и все остальные судьи: «Господи, только пронеси мимо меня чашу сию!»

Анна Иоанновна, как и раньше в подобных случаях, показала милость: Волынскому вырезали язык и отсекли голову на площади Обжорного (ныне Сытного) рынка. Того же удостоились Петр Еропкин и Андрей Хрущев. Остальных били кнутом, плетью и сослали на каторгу.

Белый призрак

Но все это не волновало Анну Иоанновну. Она жила, как и прежде: охотилась, вволю гуляла, шуты и артисты веселили ее, а повара готовили тяжелые и обильные блюда, что тучной сорокасемилетней женщине было не безвредно. Многое уже ей прискучило в этой жизни, и лишь страсть к Бирону не проходила. Чтобы быть всегда рядом с ним, она стала даже учиться верховой езде: Бирон много времени проводил в манеже, а его конюшня считалась лучшей.

12 августа 1740 года произошло важное событие: у Анны Леопольдовны, племянницы императрицы, родился мальчик. Его нарекли Иваном. Все были убеждены, что именно он будет наследником престола, но полагали, что императором Иван станет не скоро: крепость здоровья Анны Иоанновны была такова, что, как передавал прусский посланник А. Мардефельд, «все льстят себя надеждой, что она достигнет глубокой старости», но 5 октября с императрицей «вдруг совершенно неожиданно случилась сильная кровавая рвота и состояние ее здоровья стало ухудшаться все более и более».